18 августа в Пакистане в должность премьер-министра вступил Имран Хан — бывший игрок в крикет и лидер одержавшей победу на всеобщих выборах 25 июля оппозиционной партии «Техрик-е-Инсаф» («Движение за справедливость»). В своих первых публичных выступлениях новый премьер-министр достаточно активно и резко высказывался о внутренних проблемах страны (высокий уровень социального расслоения, низкий образовательный уровень населения, слабое развитие городской и сельской инфраструктуры, борьба с терроризмом и т. д.), но практически избегал обсуждения приоритетных для Исламабада вопросов внешней политики.
Во многом это связано с тем, что внутренняя повестка была ключевой в предвыборной агитации Хана. Однако другой, не менее важной, причиной является то, что роль гражданского руководства Исламской Республики Пакистан (ИРП) в формировании внешнеполитического курса страны весьма ограничена. Данный вопрос, прежде всего, находится в компетенции пакистанского военного истеблишмента, в частности, Штаба сухопутных войск и Объединенного разведывательного управления (ОРУ), которые, по сути дела, формируют параллельную гражданским ведомствам власть в ИРП.
Это обусловлено тем, что основным приоритетом внешней политики Пакистана является обеспечение военной безопасности страны в контексте противостояния с Индией из-за территориальных споров в регионах Кашмир и Гилгит-Балтистан. Также в фокусе внимания пакистанских военных находится гражданская война в Исламской Республике Афганистан (ИРА). Военно-политическое руководство ИРП лояльно относится к афганской вооруженной оппозиции, что является предметом его непрекращающейся острой критики со стороны правительства в Кабуле.
Традиционно ведущими глобальными партнерами Пакистана являлись США и Китай. Для американцев территория ИРП имела важное транзитное значение в контексте сохранения их военного присутствия в Афганистане. В 2004 г. Пакистан получил статус «основного союзника США вне НАТО», в рамках которого Вашингтон оказывал военно-техническую и финансовую помощь Исламабаду. Однако в дальнейшем между странами наметились разногласия, основной причиной которых являются диаметрально противоположные подходы сторон к урегулированию внутриафганского конфликта.
США упрекают ИРП в поддержке афганских талибов и предоставлении убежища террористам. Пакистан, в свою очередь, болезненно воспринимает проведение американцами несогласованных военных операций на своей территории и критически относится к попыткам США принудить талибов к миру путем физического устранения лидеров данного движения.
Отношения ИРП и Китая развиваются по нарастающей траектории. Прежде всего, это связано с тремя факторами. Во-первых, китайская сторона в отличие от американцев никогда не высказывала претензий относительно внешней и внутренней политики Пакистана. Во-вторых, ИРП и КНР рассматривают друг друга в качества геополитического противовеса Индии. Кроме того, Пекин превратился в ведущего торгово-экономического партнера Исламабада с объемом двусторонней торговли в 19 млрд. долларов. Ключевым двусторонним проектом является строительство китайско-пакистанского экономического коридора, призванного модернизировать энергетическую и транспортную инфраструктуру ИРП и тем самым связать восточные районы КНР с Индийским океаном. Объем анонсированных в 2015 г. в проект китайских инвестиций составил $ 46 млрд.
Отношения Москвы и Исламабада после распада СССР в основном носили вялотекущий характер. Негативный геополитический и идеологический фон, связанный с войной в Афганистане, постепенно исчез, но РФ и ИРП никогда не рассматривали друг друга в качестве приоритетных внешнеполитических партнеров. Качественным образом ситуация начала меняться после 2014 г. Резкое ухудшение отношений с Западом на фоне украинского кризиса побудило российское руководство к развитию связей с действующими и потенциальными партнерами на Востоке.
В случае с Пакистаном одним из ключевых факторов активизации двусторонних отношений стала перспектива расширения военного и военно-технического сотрудничества (ВТС). В ноябре 2014 г. состоялся визит в Исламабад министра обороны РФ Сергея Шойгу, в рамках которого был подписан договор о сотрудничестве в оборонной сфере. В августе 2015 г. АО «Рособоронэкспорт» и министерство оборонной продукции ИРП подписали соглашение о поставке четырех транспортно-боевых самолетов Ми-35, выполненное летом 2017 г. Параллельно российские и пакистанские военные провели первые в истории совместные военные учения «Дружба-2016» и «Дружба-2017».
Москва и Исламабад формализовали двусторонние контакты в области военно-технического сотрудничества: в конце февраля 2018 г. в Пакистане состоялось первое заседание российско-пакистанской комиссии по ВТС, на которой было согласовано учреждение должности официального представителя АО «Рособоронэкспорт» в ИРП.
Пакистанское военное руководство проявляет значительный интерес к закупкам российской военной техники, в том числе авиационной, бронетанковой и военно-морской. Однако в настоящее время Москва не готова ответить взаимностью, поскольку продолжает рассматривать перспективы развития ВТС с Исламабадом через призму своих отношений с Индией — ключевым партнером РФ в Южной Азии и главным военным противником Пакистана.
Кроме того, в связи с возможностью подписания на предстоящем в начале октября 2018 г. российском-индийском саммите в Дели контрактов на приобретение зенитных ракетных комплексов дальнего действия С-400 и четырех военных фрегатов, планы по продаже в Пакистан каких-либо видов российских вооружений пока даже не разрабатывались.
Факт активизации американо-индийских связей по вопросам безопасности и в сфере ВТС, в том числе на фоне антипакистанской риторики президента США Дональда Трампа, в данном случае также не является определяющим, поскольку Москва и Дели продолжают линию на поддержание «привилегированного стратегического партнерства».
Поэтому ожидать качественного прогресса в области российско-пакистанского ВТС в ближайшие годы не стоит. Скорее всего, оно ограничится контрактами на поставки узких сегментов российской военной техники, использование которой будет, прежде всего, увязано с внутренней борьбой пакистанцев с терроризмом, а не военным противостоянием с Индией.
Перспективным направлением сотрудничества Москвы и Исламабада также является развитие «трубопроводной дипломатии». В октябре 2015 г. ИРП посетил министр энергетики РФ Александр Новак, подписавший с пакистанским коллегой соглашение о строительстве газопровода «Север-Юг» протяженностью 1,1 тыс. км. и мощностью 12,3 млрд. куб. м. газа, который должен связать терминалы по приему сжиженного природного газа (СПГ) в портовом г. Карачи на юге Пакистана с г. Лахор на северо-востоке. Историческое значения данного документа заключается в том, что это первый инфраструктурный проект с 1970-х гг. (после Карачинского металлургического завода), реализуемый при участии отечественных специалистов.
Изначально сдать газопровод в эксплуатацию планировалось в 2018 г. Однако в настоящее время реализация данного проекта откладывается как минимум до 2019 г., что обусловлено следующими причинами. Во-первых, существует проблема с источником финансирования строительства трубопровода. Стоимость проекта оценивается в $ 2,5 млрд. Пакистанская сторона не обладает достаточными средствами для его оплаты, а правительство РФ не готово выдавать кредит под строительство. Поэтому при обсуждении реализации проекта рассматривается возможность участия в нем третьей стороны, прежде всего, арабских инвесторов. Во-вторых, беспокойство пакистанцев вызывает факт нахождения российского оператора проекта компании «РТ — Глобальные ресурсы» («дочка» ГК «Ростех») под американскими санкциями. Кроме того, стороны до сих пор не смогли договориться по взаимоприемлемым тарифам за прокачку газа.
Другим примером российского-пакистанского сотрудничества в трубопроводно-газовой сфере являются проекты с участием ПАО «Газпром». Первым из них является идея строительства морского газопровода из Ирана в Индию через территориальные воды Пакистана. Первоначально трубопровод Иран-Пакистан-Индия планировалось проложить по суше. Однако продление его ветки с Ирана постоянно откладывалось из-за американских санкций в отношении этой страны. Другой важной причиной пробуксовки проекта являются традиционно сложные пакистано-индийские отношения. В настоящее время прокладка газопровода по морскому дну ИРП считается более оптимальной, нежели по суше, так как не позволит пакистанским властям использовать трубопроводный фактор в качестве потенциального инструмента давления на Индию.
В ноябре 2017 г. «Газпром» подписал c Национальной иранской нефтяной компанией меморандум о сотрудничестве по реализации данного проекта. Подписание аналогичных документов с пакистанской и индийской стороной пока находится в стадии рассмотрения.
Второй проект связан с поставками сжиженного природного газа. В октябре 2017 г. РФ и ИРП заключили межправительственное соглашение о сотрудничестве в сфере поставок СПГ на пакистанские регазификационные терминалы для обеспечения потребностей энергетического сектора страны. В марте 2018 г. «Газпром» предоставил соответствующее коммерческое предложение пакистанской стороне. Ответ на него должно дать уже новое, сформированное этим летом, правительство ИРП.
Андрей Соколов