Всю прошлую неделю в Минском городском суде шли заседания по «делу пророссийских публицистов». Напомним, Сергея Шиптенко, Юрия Павловца и Дмитрия Алимкина судят за разжигание межнациональной розни в составе группы, хотя они публиковались в не связанных между собой СМИ и по поводу публикаций своих статей общались в разное время и с разными редакторами российских агентств, на что указали сами подсудимые во время допроса. Апогеем происходящего стал ожидаемый всеми пятничный допрос свидетеля — директора ГУ «Национальная книжная палата Беларуси», окончившей Белорусский государственный институт культуры и имеющей высшее образование по специальности «библиотековедение и библиография» Елены Ивановой. Именно она в рамках работы Республиканской экспертной комиссии по оценке информационной продукции на предмет наличия (отсутствия) в ней признаков экстремизма (далее РЭК) подготовила проекты заключений по результатам ею же проведенных исследований ряда публикаций ныне арестованных журналистов («Беларусь уходит из Русского мира исподтишка, с учетом украинского опыта», опубликованной под псевдонимом «Алла Бронь», а также «Как конструировалась белорусская идентичность» (в трёх частях) и «Аппетиты Белоруссии растут: Россия должна платить за союзничество, опубликованных под псевдонимом «Николай Радов»), а также проголосовала за утверждение проекта заключения, где содержался вывод о наличии в рассматриваемых статьях «признаков экстремизма» и поставила под другими экспертными заключениями свою подпись. Причем на вопрос адвоката одного из обвиняемых о том, осознавала ли она, что на основе ее экспертизы в отношении авторов анализируемых статей могут начать уголовное производство, Иванова ответила утвердительно.
На вопросы защиты, касающиеся того, как проходил процесс голосования по анализируемым ею статьям обвиняемых публицистов, Иванова чаще всего отвечала «не помню». Пожалуй, «не помню» было самым частым ответом в ходе её выступления, хотя речь шла о событиях всего лишь годичной давности. При этом ранее, когда судья и прокурор допрашивали подсудимых, задавая им вопросы о малозначительных фактах (незначительный денежный перевод несколько лет назад, частная переписка по почте такой же давности с одним из редакторов и т. д.), суд отличался пристрастностью и пытливостью. Здесь же, когда на вопрос адвоката о том, помнит ли она что-либо о заседании 2 декабря 2016 года (заседание по публикациям Павловца), Иванова в очередной раз ответила отрицательно, судья сразу же ласково успокоил ее — «не помните, и не помните». Однако позже ей всё-таки удалось «вспомнить», что решение комиссии по экспертизе публикаций было принято единогласно.
Правда, у Кристины Марчук, адвоката Юрия Павловца, несколько иные сведения. Дело в том, что комиссия работает на общественных началах, то есть у каждого из ее членов есть основные места работы. Марчук сделала запрос на их официальную работу, выяснив, что члены комиссии в дни заседаний находились на основном рабочем месте, и в их табеле об учете рабочего времени всем было поставлено по 8, 10 и даже почти 11 часов (причем время проведения заседаний адвокат также пыталась выяснить у Ивановой, в зале суда ей даже задавались вопросы о том, помнит ли она, в какое время суток проводились заседания). Некоторые из членов комиссии в дни заседаний по обвиняемым и вовсе находились в командировке или на больничном. При этом адвокатам все-таки удалось выяснить у Ивановой, в какое время суток было проведено заседание — по её словам, между 9:00 и 18:00.
Кроме того, Иванова еще в начале допроса подтвердила, что не знала настоящих имен авторов статей, и узнала о них только из СМИ. У Павловца было два псевдонима, используемых для подписи статей, опубликованных изданиями EADaily, Lenta.ru и «Регнум». Однако по статьям под этими псевдонимами прошло одно заседание — как будто членам комиссии настоящее имя автора было известно заранее.
Недоумение защиты вызвали и сроки проведения экспертиз — несмотря на то, что комиссии дается до 30 дней для анализа информационных продуктов, а в некоторых случаях этот срок может быть увеличен еще на 20 дней, эксперты проделали поистине стахановскую работу. Так, к примеру, экспертизу четырех объемных статей Павловца Иванова провела всего за один день. Двое других экспертов, Кирдун и Андреева, в тот же срок управились с анализом ещё пяти публикаций Павловца (под конец следствия в обвинении осталась только трилогия «Как конструировалась белорусская идентичность»). Немного конкретики: обращение в экспертную комиссию Лилии Ананич, бывшей на тот момент министром информации, датируется 30 ноября, и уже 2 декабря комиссия единодушно проголосовала за подготовленную за один (!) день экспертизу девяти (!) довольно объемных публикаций. За это время нужно было назначить эксперта, провести анализ девяти статей и обсудить эти статьи в комиссии. То есть, членам комиссии перед голосованием нужно было ознакомиться со всеми статьями, выслушать доклады экспертов, обсудить, скорректировать, подготовить протоколы и заключения. Затем заключения направляются Ананич, которая обращается в Cледственный Комитет (СК). В СК ее заявление проходит через шесть человек, начиная от председателя СК. И только тогда Юрий Мацкевич, следователь УСК по Минску, возбуждает дело. Поэтому в реальности получается, что в распоряжении экспертов был всего один день. «Нужно также учитывать, что у них всё-таки есть основное место работы, и обязанности там никуда не исчезли… В общем потрудились все хорошо», — прокомментировала Марчук эти нюансы. При этом на её вопрос в адрес Ивановой о том, ставил ли кто-либо задачу как можно скорее провести экспертизу, та заявила, что такой задачи ей не ставилось. К слову, ходатайства о приглашении Ананич и ее зама Владимира Матусевича, по факту и являвшихся инициаторами этого дела, были отклонены судом. Хотя о необходимости их приглашения в зал суда заявляли все трое адвокатов. Да и карьера этих людей после дела публицистов сложилась довольно интересно. Владимир Матусевич ушел с поста замминистра информации, возглавив «Белпочту» (по ироничному замечанию Шиптенко, после этого «Белпочта» стала работать гораздо хуже), а Ананич была смещена с должности министра информации. Уже в январе 2017 года состав комиссии РЭК существенно изменился. Получается, что инициировавших громкий процесс должностных лиц как бы и нет, и спросить, получается, не с кого. Что касается эксперта Ивановой, то она на следующий месяц после ареста публицистов пошла на повышение в рамках РЭК, возглавив ее в качестве председателя.
Во время пятничного допроса особенно впечатлило, с каким легкомыслием госэксперты подошли к решению вопроса о чужой свободе. Как отмечалось выше, Иванова осознавала, что ее выводы могут лечь в основу уголовного обвинения. И она несомненно, была информирована о том, что сейчас из-за подготовленных и подписанных ей заключений люди могут получить до 12 лет тюрьмы. Во время ответа на вопросы одного из авторов она начала пересказывать текст статьи другого автора, на что ей указал даже судья. Один из обвиняемых, главный редактор научного журнала «Новая экономика» Сергей Шиптенко попросил Иванову прокомментировать и пояснить цитату из экспертизы его статей, на что Иванова ответила: «Я не помню сути ваших публикаций, это было год назад». «А я очень хорошо помню тот день, когда меня пришли арестовывать на основании подписанного вами заключения», — ответил Шиптенко. К слову, отец Сергея Шиптенко Алексей Григорьевич рассказывал, что арест его сына производился как спецоперация — в квартиру ворвались вооруженные люди в бронежилетах, вернувшегося из школы 13-летнего подростка, сына Сергея, поставили лицом к стене и обыскали, а соседям, которые поинтересовались, что происходит, ответили, что Сергей — преступник, видимо, позабыв о существовании презумпции невиновности.
В продолжение темы обескураживающей поверхностности своего подхода, Иванова заявила, что за решение отвечает не эксперт, а комиссия, а на вопросы, связанные с выводами других экспертов, под которыми, однако, поставлена ее личная подпись, она отвечать отказалась, ссылаясь на свою чисто техническую роль в этом качестве. В абсолютном большинстве случаев Иванова не могла объяснить, из какой литературы был взят применяемый ей понятийный аппарат и источники подготовленного ей исследования. Она говорит, что источники «вероятно, были», но куда-то потерялись, снимая с себя ответственность за их отсутствие в тексте заключения. При этом список используемых источников — обязательное условие даже для учебной курсовой работы первокурсника любого вуза, а тут речь идет об исследовании, от которого зависит судьба человека.
На вопросы о том, кого можно считать экспертом в вопросах экстремизма, она отвечала с поистине подкупающей наивностью. По ее мнению, эксперт — это «член экспертной комиссии при Мининформе», а вовсе не человек, обладающий профессиональными знаниями в этой области и специальной подготовкой. «Вы специалист по библиотековедению. Вы считаете свою квалификацию достаточной для проведения экспертизы по экстремизму?», — cпросила Иванову адвокат Марчук. «Я не буду отвечать на этот вопрос, потому что я включена в состав комиссии постановлением Совета министров. Раз меня туда включили, значит были какие-то основания для этого», — сказал Иванова. Она отметила, что не проходила никаких подтвержденных документами курсов, так или иначе связанных с темой экстремизма.
Адвокат Сергея Шиптенко Мария Игнатенко пыталась выяснить, кого Иванова считает экспертом. По словам Ивановой, это «лицо, проводящее оценку информационной продукции на предмет экстремизма». «И это лицо, которое не обладает специальными познаниями?», — допытывалась адвокат. Иванова на это ответила, что для эксперта прежде всего важны «фоновые знания», то есть «знания окружающей среды, в которой происходит то или иное явление», «знание контекста».
Игнатенко закономерно поинтересовалась у Ивановой: если бы «фоновые знания» экспертов РЭК углубились до специальных, могли бы быть cделаны иные выводы? На что Иванова честно ответила, что такое могло бы быть.
Кристина Марчук спросила, были ли среди членов РЭК люди, защитившие диссертацию на тему, так или иначе связанную с экстремизмом. «Алла Кирдун», — ответила Иванова. «Нет, у нее была диссертация по суффиксам», — парировала защитник.
В целом эксперт Иванова выглядела как пропускавший лекции студент перед лицом ироничного и строгого экзаментора. Часто ее ответы вызывали в зале суда то ли ропот возмущения, то ли просто смех. Так, на вопрос кандидата исторических наук Юрия Павловца о том, знает ли она, что такое «исторический миф», библиотекарь по образованию Елена Иванова (анализируемая Ивановой статья Павловца представляла собой исторический очерк, и выражение «исторический миф» в статье эксперту Ивановой не понравилось) сказала, что ей известно, что такое «история» и что такое «миф». «Можно ли говорить, что исторические мифы говорят о мифичности истории Белоруссии?», — cпросил Павловец. «Нет, наверное», -неуверенно ответила Иванова. «Могут ли в истории Белорусии существовать исторические мифы?», —поинтересовался подсудимый. «Я считаю, что нет», — ответила Иванова. «Понятно. Ну, а я как кандидат исторических наук, могу сказать, что да», — сказал Павловец.
«Сколько у вас научных публикаций по вопросам экстремизма?», — спросил Иванову Шиптенко. «Научных нет», — ответила она. «А ненаучных?» — «Только экспертные заключения», — призналась Иванова. «Что такое свободомыслие?», — задал вопрос Шиптенко. «Не знаю», — искренне ответила она.
На вопрос о том, что она усмотрела экстремистского в изложении Павловцом фактов о том, что в Белоруссии отказались от использования Георгиевской ленточки (см. третью часть трилогии «Как конструировалась белорусская идентичность»), Иванова сказала, что это вызывает негативную реакцию в России — видимо, путая сам факт и его интерпретацию. Павловец поинтересовался у Ивановой, считает ли эксперт, что об этом в современной Белоруссии писать нельзя. Она сказала, что можно, но не в «негативном ключе», как это написано у Павловца. В чем конкретно состоит негативность констатации данного факта, внятно объяснить она не смогла. В связи с чем Павловец поинтересовался, может ли нейтрально поданная информация об отмене Георгиевской ленты в Белоруссии вызвать в России положительную реакцию. Этот вопрос не понравился судье, и он принял решение о его снятии.
Примерно в таком ключе проходил весь допрос Елены Ивановой. Во время допроса вскрылось много других тонкостей, деталей и юридических нюансов. В частности, стало известно, что во время заседания РЭК по статьям Павловца 2 декабря не была соблюдена процедура. Согласно постановлению о работе комиссии, ее члены должны уведомляться о заседании не менее чем за три дня, то есть в конкретном случае срок не был соблюден, что признала и сама Елена Иванова. Кроме того, методика российского эксперта Ольги Кукушкиной, на которую, по словам Ивановой, она опиралась при подготовке экспертизы, не могла использоваться в Белоруссии из-за разницы в законодательствах двух стран, о чем писали коллеги Ивановой. Причем Иванова сообщила во время допроса, что знала об этом. Кроме того, и методика Кукушкиной, и положение о работе РЭК не наделяет экспертов правом делать юридические выводы. Однако выводы экспертов РЭК, где даются ссылки на законодательство Белоруссии, касались как раз именно правовой оценки. Также обнаружились несоответствия в показаниях Ивановой, данных ею в январе 2017 года и на нынешнем заседании суда. Иванова также сообщила, что заключение комиссии может обжаловаться в суде. Но ни одна из попыток защиты Павловца обжаловать это заключение на протяжении следствия не увенчалась успехом — суды заявляли о неподведомственности им этого вопроса. В общем, для всех присутствующих на суде в пятницу была очевидна нелепость и абсурдность происходящего. Хочется надеяться, что такое же впечатление возникло и у суда, который сможет поставить точку в этом процессе, руководствуясь принципом верховенства закона и здравым смыслом, который в этом деле полностью на стороне подсудимых и их защиты.
Итоги последнего на данный момент заседания суда прокомментировала EADaily адвокат Юрия Павловца Кристина Марчук:
Впечатление после практически четырехчасового допроса Елены Ивановой шокирующее и удручающее. Именно она (единолично) проводила исследование трилогии об идентичности (за один день), которая единственная фигурирует в обвинении Павловца, а также статьи «Аппетиты Белоруссии растут…», которая позже даже экспертами Кирдун, Андреевой и Гатальской (они также присутствовали на заседании РЭК и голосовали «за») в ходе исследования на стадии следствия не была квалифицирована как имеющая лингвистические и психологические признаки разжигания вражды или розни. По заключению такого специалиста Павловец был задержан и уже больше года находится под стражей. Это страшно. Я считаю это ненормальным.
При этом Елена Иванова максимально снимает с себя ответственность, говорит, что это заключение комиссии, это выводы комиссии. Но речь идёт о комиссим, члены которой могли даже позволить себе не ознакомиться с представленными на исследование текстами, равно как и с примененной Ивановой методикой. Складывается впечатление, что признаки проявления экстремизма определяются на глаз (хотя обвиняемым грозит до 12 лет лишения свободы). И вообще Иванова открещивается от высокого звания эксперта. Комиссия, по словам Ивановой, никакой ответственности за свои действия также не несет.
И, учитывая все вышеизложенное, следователь Юрий Мацкевич, не оценивая заключение (поскольку он «не специалист», о чем нам с Павловцом Мацкевич постоянно твердил, когда мы взывали к критичному отношению к заключениям таких экспертов), 2 декабря 2016 года (прямо в день заседания комиссии) незамедлительно возбуждает уголовное дело. Мало того, 6 декабря Павловца задерживают, а 8 декабря заключают под стражу (заключение психолого-лингвистической экспертизы в рамках следствия было подготовлено только 7 июля 2017 года, а ознакомлены мы с ним мы были в конце августа). То есть формально с декабря 2016 года до июля 2017 года Павловец находился под стражей благодаря трудам Ивановой и иных членов РЭК.
Мы, конечно, примерно так и представляли ситуацию (судя по допросу и качественному содержанию заключений РЭК). Но именно такой уровень катастрофы сложно было даже предположить.
Получается, что из-за необоснованного (ни одной ссылки в подтверждение крайне спорных выводов) скоропалительного заключения (готовилось за один день в отношении четырёх статей, в том числе исторического материала) с ошибками (которые в отношении Павловца Иванова признала, а члены РЭК, голосовавшие «за», даже не заметили) законопослушный гражданин, кандидат наук, доцент, может год провести в СИЗО с перспективой получить срок до 12 лет.
Кристина Мельникова, Минск