Большевистская революция в России оказала влияние на многие страны мира: от Китая и Кубы, которые переняли её идеологию, до нацистской Германии, где Адольф Гитлер пришёл к власти на волне антикоммунистических настроений элиты. При этом победа Владимира Ленина была вовсе не предопределена, а стала результатом многих сопутствующих факторов, пишет обозреватель The New York Times Саймон Себаг Монтефьори (Simon Sebag Montefiore).
Отголоски Октябрьской революции по-прежнему звучат в мире, пишет Монтефиори. Марксизм-ленинизм способствует росту Китая, но при этом разрушает Кубу и Венесуэлу, «мрачная ленинистская монархия» в Северной Корее наводит ужас на других, и даже в демократической Великобритании к власти стремится приверженец квазикоммунистической идеологии Джереми Корбин. Более того, автор статьи считает, что воплощением тактики игры с нулевой суммой, которой придерживался Ленин, стал сам Дональд Трамп, который считает, что цель оправдывает средства, и ради её достижения можно применять ложь, клевету и использовать «полезных идиотов». «Последствия революции были столь огромными, что невозможно представить, что она могла бы не случиться в том виде, в котором произошла», — пишет журналист.
По словам Монтефиори, в революции не было ничего неизбежного. К 1917 году империя Романовых была в упадке, но у них был шанс на спасение, если бы они провели реформы. Прочие монархи тогда пали из-за поражения в войне, но если бы Российская империя прожила ещё год и разделила бы общую победу, то, возможно, переворота бы и не случилось.
К 1913 году царская полиция разогнала всю оппозицию, и практически накануне падения царя Ленин говорил жене, что революции на их веку не случится. «В конечном счёте к отречению Николая от престола привело спонтанное, дезорганизованное народное восстание и кризис лояльности военных. В этот момент Ленин был в Цюрихе, Троцкий — в Нью-Йорке, а Сталин — в Сибири». Ленин и вовсе сразу посчитал революцию «фальшивкой».
Штурм Зимнего дворца, который представляли как триумф народа, по сути, не был штурмом. Защищаемое лишь подростками-кадетами здание захватили большевики, проникая внутрь через незакрытые окна, и устроили вакханалию, распивая дорогое царское вино, пишет Монтефиори.
Октябрьская революция могла оказаться совсем недолговечной, как многие другие революции той эпохи. Любая скоординированная атака белых сил или интервенция с Запада могли бы смести власть большевиков. Ленина чуть не свергли его же союзники, но ему удалось уцелеть, «благодаря сочетанию идеологической страсти, сурового прагматизма, безудержного кровопускания и желания установить диктатуру». А иногда ему и вовсе везло, например, когда на него осуществляли покушение.
Если бы хоть что-то у Ленина пошло не так, то и сегодня мир был бы другим, пишет автор статьи. По его словам, «без Ленина не было бы Гитлера», который опирался на консервативную элиту, опасавшуюся большевистской революции на немецкой земле. Именно из-за этих страхов Гитлер и стремился захватить Советский Союз, считает журналист.
Получается: не было бы Ленина — весь XX век сложился бы иначе, и даже география выглядела бы по-другому. На востоке ситуация та же, что и на западе: Мао Цзэдун, который получал от СССР огромную помощь, без неё не смог бы завоевать Китай. Не было бы коммунистических идей ни на Кубе, ни во Вьетнаме, ни в Северной Корее. Не случилось бы холодной войны, хотя баланс сил складывался бы столь же порочным образом, хотя и по-другому.
Большевики восхищались чистками Робеспьера и создали первых профессиональных революционеров, первое тотальное полицейское государство, первую массовую мобилизацию на классовую войну против контрреволюции. Рвение коммунистов оправдывало массовые убийства всех врагов, реальных и потенциальных, и не только в России, но и в Китае, Камбодже, Эфиопии. Оно также породило лагеря с рабским трудом, экономическую катастрофу и невыразимый вред для психики. Автор статьи отмечает, что все эти ужасы давно в прошлом, а потому померкли, история забыта, и молодёжь ориентируется на «гламурное сияние силы и идеализма».
Что же касается России, то власть Владимира Путина, по мнению автора статьи, обеспечивается его коллегами — бывшими офицерами КГБ. Его режим впитал в себя ленинскую тактику конспирации и дезинформации, которые отлично легли на нынешний уровень развития технологий. «Может, американцы и изобрели интернет, но они (по-декадентски) видели в нём средство для зарабатывания денег или (наивно) магический клик к свободе. Воспитанные на ленинском цинизме россияне приспособили его для разрушения американской демократии», — пишет издание.
Хоть Путин и назвал падение Советского Союза величайшей геополитической катастрофой XX века, он всё же считает Ленина агентом хаоса между двумя эпохами национального величия России: правлением Романовых до Николая II и сверхдержавой времён Сталина. Себя же Путин представляет царём, и, как любой царь, он боится революции. Именно поэтому основой путинской России стала победа над нацистской Германией, а не большевистская революция. Отсюда и ирония: пока Запад активно обсуждает революцию, Россия делает вид, будто её и не было, пишет обозреватель The New York Times.
Как сообщало EADaily, «аналитика» The New York Times в последнее время вызывает большие сомнения даже у американских читателей и коллег по перу. в частности, обозреватель Consortiumnews Роберт Перри указывал, что «чтение The New York Times сегодня подобно получению ежедневной дозы „двухминуток ненависти“, описанных Джорджем Оруэллом в романе „1984“, только применительно к новому/старому врагу Америки — России». «Даже её заурядное поведение на международной арене, а именно использование вымышленных названий для потенциальных противников, подаётся как нечто необычное и пагубное», — пишет Перри.