Разразившийся в начале июня дипломатический кризис вокруг Катара, казалось бы, должен был резко сказаться на повышении цен на нефть, о чем единогласно твердили мировые СМИ. Конечно, тому были основания: в первые же дни было зафиксировано стремление котировок вверх, переваливших за $ 50 за баррель. Однако эмоции поутихли, и стало ясно, что ситуация вокруг Катара и особенно ее энергетическая составляющая, будут развиваться в совершенно ином ключе.
Катар добывает всего 2% нефти ОПЕК, и вполне понятно, что его гипотетическое отлучение от нефтяного рынка вряд ли серьезно скажется на мировых ценах. Более того, «катарский кризис» продемонстрировал интересную закономерность, постепенно закрепляющуюся на современном энергетическом рынке, а именно: политические разногласия хоть и опасны, однако вряд ли в состоянии в корне перестроить логику энергетического взаимодействия между государствами. Вот и в случае с Катаром мы наблюдаем весьма интересные процессы: невзирая на кризис, танкеры с катарской нефтью продолжают курсировать по привычным маршрутам. И это, пожалуй, есть своего рода гарантия того, что максимальной эскалации конфликта нам наблюдать не придется. Мир не хочет нового энергетического кризиса.
Аналогичная ситуация и с катарским газом. Здесь, правда, у Дохи, являющейся мировым лидером по производству сжиженного газа и располагающей крупнейшими запасами природного газа (третье место в мире после России и Ирана), в первом приближении рисков побольше. Катар имеет свою стабильную долю на европейских и азиатских рынках, и, разумеется, развитие ситуации по негативному сценарию может привести к нежелательным последствиям для королевства. Конечно, в подобной ситуации, могут выиграть остальные поставщики, например, «Газпром», высокие цены на газ для которого сегодня являются важным условием повышения капитализации. Однако и здесь есть свой спасательный круг. Известно, что, в отличие от цен на нефть, цены на газ меняются намного сдержаннее, причиной чему является их привязка к долгосрочным договорам. По сути же, политическое обострение вокруг Катара пока никак не сказалось на отрасли. Достаточно отметить, что Катар не собирается перекрывать газопровод «Dolphin», поставляющий газ в ОАЭ. А это уже серьезный показатель, позволяющий делать некоторые оптимистические прогнозы относительно кризиса в целом.
Однако вернемся к ценам на нефть, которые спустя пару дней после «катарского обострения» даже начали демонстрировать некоторое понижение. Разумеется, не обошлось тут без США. 7 июня были опубликованы данные по запасам американской нефти и нефтепродуктов. Согласно информации минэнерго США, рост запасов составил 3,3 млн баррелей за прошлую неделю, в результате чего падение составило около 3,5%, достигнув порядка $ 47. По состоянию на 9 июня цена за баррель нефти марки Brent составила $ 47,79. Очевидно, что данная тенденция будет продолжена, особенно если учитывать планы Трампа по увеличению добычи сланцевой нефти. Словом, США умело используют свое «нефтяное оружие» для влияния на мировые котировки. И на этом фоне соглашение ОПЕК и не-ОПЕК о сокращении добычи для поддержания цен может оказаться под риском.
Вместе с тем США продолжают воплощать в жизнь свои нефтяные амбиции. Согласно данным Комиссии по международной торовле США (ITC), опубликованным 7 июня, в 2017 г. экспорт нефти из США может составить 1 млн баррелей в сутки. С января по апрель 2017 г. США экспортировали более 110 млн баррелей, и главной причиной роста экспорта является дисконт примерно в $ 2,50, применяемого к американской нефти сорта WTI. Очевидно, что в случае увеличения ценовой разницы между WTI и Brent возрастут также поставки из США. Над чем, собственно, и усиленно работает администрация Дональда Трампа.
Тем временем Катарский суверенный фонд QIA и трейдерская компания Glancore выступили с заявлением, в котором призвали мировые СМИ не заниматься инсинуациями относительно сделки по приобретению 19,5% акций «Роснефти». Согласно информации Wall Street Journal, сделка по приобретению пакета акций включала в себя также опцию обратного выкупа пакета QIA, срок действия опции — до 10-и лет. Ссылаясь на свои источники, WSJ высказала гипотезу, что в условиях обострения ситуации вокруг Катара российская сторона неизбежно захочет вернуть пакет акций. Однако как в QIA и Glencore, так и в «Роснефтегазе» эту информацию окрестили выдумкой, а пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков и вовсе назвал «подобные эвентуальные рассуждения» некорректыми.
Разумеется, ни «катарский кризис», ни «эвентуальные рассуждения» в СМИ никоим образом не ограничивают «хождение по континентам» самой «Роснефти». Например, компания продолжает закреплять позиции в Латинской Америке, рассчитывая на пятикратное увеличение добычи в Венесуэле в течение следующих 10-и лет. 8 июня «Роснефть» совместно с венесуэльской компанией «PDVSA» в рамках совместного предприятия «Petro Victoria» (40% принадлежит «Роснефти») приступила к опытно-промышленной добыче в нефтяном поясе реки Ориноко («Северный Карабобо-2»). Полномасштабная разработка проекта ожидается после 2020 г. В настоящее время добыча на данном участке составляет около 800 баррелей в сутки, однако в скором времени компании планируют выйти на уровень 400 тыс. баррелей. Общие же запасы месторождения оцениваются примерно в 15 млрд баррелей, что составляет пятую часть нефтяных резервов Венесуэлы.
Несколько более проблематичной выдалась неделя для «Газпрома». По сообщению мировых СМИ, 31 мая Стокгольмский арбитражный суд отменил метод «take or pay», применяемый «Газпромом» в отношении украинского «Нафтогаза». Принцип предполагает, что покупатель обязуется оплатить часть законтрактованных обьемов вне зависимости от того, сколько он закупил на самом деле. Более того, согласно промежуточному решению суда, из котракта должен быть вычеркнут пункт о запрете на реэкспорт, а с 2014 г. цена должна быть привязана не к ценам на нефть, а к цене газа на европейской газовой бирже. Напомним, что судебный процесс берет начало с 2014 г., когда «Газпром» обратился в Стокгольмский арбитраж с требованием взыскать с «Нафтогаза» порядка $ 35 млрд (по состоянию на конец мая — $ 47 млрд) за неуплату по модели «take or pay», вслед за чем последовал ответный иск украинской компании. И хотя президент Украины Петр Порошенко уже назвал решение суда «победой в чрезвычайно важной энергетической сфере», представители «Газпрома» утверждают, что принцип не отменен, характеризуя преждевремнное ликование «Нафтогаза» «публичной манипуляцией».
Несмотря на то, что многие СМИ и эксперты рассматривают решение Стокгольмского арбитража исключительно в контексте антимонопольного расследования, инициированного Еврокомиссией в отношении «Газпрома», компания продолжает свое уверенное позиционирование в качестве гаранта энергетической безопасности Европы. Свидетельством тому выступает активная работа по реализации проекта «Северный поток-2». 6 июня «Газпром» договорился со своими европейскими партнерами на предмет дефицитного финансирования «Северного потока-2». Как отмечается в сообщении компании, соглашение регулирует обязательства по предоставлению кредитных средств в случае непривлечения, либо недостаточного привлечения проектного финансирования (до 70% общих затрат по проекту или до 6,65 млрд евро). Отметим, что в апреле 2017 г. компания-оператор Nord Stream-2 AG и европейские партнеры (Shell, OMV, Engie, Uniper и Wintershall) подписали соглашение о предоставлении кредитов по ставке 6% годовых до 2019 г.
Что касается энергетической стратегии России в азиатско-тихоокеанском направлении, то следует остановиться на повестке стартовавшго 8 июня в Астане саммита ШОС. В частности, в связи с вступлением в организацию Индии и Пакистана открываются новые возможности для наращивания сотрудничества в энергетической сфере с этими странами. И если с Индией у России уже имеется ряд масштабных контрактов, то с Пакистаном пока сотрудничество ограничивается проектом магистрального газопровода «Север-Юг», инициированного сторонами еще в 2015 г., однако перенесенного на 2019-ый. Наряду с этим особую значимость приобретает вопрос развития производства сжиженного природного газа, модернизация теплоэлектростанций и, разумеется, перспективы строительства морского трубопровода Иран-Пакистан-Индия.
Саммит ШОС, едва начавшись, выявил и некоторые другие тенденции, главной из которых, пожалуй, являтся «энергетическое сближение» Казахстана с Китаем. В первый же день саммита на встрече Нурсултана Назарбаева с Си Цзиньпином было констатировано: Китай стал основным партнером Казахстана по объему прямых иностранных инвестиций, кредитов и количеству совместных предприятий. Разумеется, главным двигателем такого сближения выступает энергетика. По словам Назарбаева, 25% добываемой нефти в Казахстане производится китайскими компаниями, и Казахстан намерен продолжить перенос китайских компаний на свою территорию. Неплохие перспективы высвечиваются и в газовой отрасли. За день до открытия саммита, 7 июня «Казтрансгаз» и китайская CNPC договорились о поставках казахстанского природного газа в Китай в объеме 5 млрд куб. м в 2017—2018 гг. Что ж, весьма дальновидное решение, учитывая целенаправленное изменение структуры энергопотребления в Китае, включающее в себя рост потребления природного газа с 6% до 10% в ближайшие два года.
Ваге Давтян — кандидат политических наук, доцент, специально для EADaily