Двухсотлетнее нахождение белорусских земель в составе Речи Посполитой является, пожалуй, самой печальной страницей в истории Белоруссии.
В 1795 году в результате третьего раздела Речи Посполитой земли Белоруссии окончательно были объединены под скипетром русской монархии. В кругах местечковых националистов принято считать это событие «ликвидацией белорусской государственности». Однако зададимся вопросом: осталось ли хоть что-нибудь белорусское в Речи Посполитой к моменту её разделов?
С самого начала истории нового государства отчётливо проявилось ущемлённое положение Литвы. По результатам Люблинской унии 1569 года польская корона аннексировала Подляшье, Волынь, Киевщину, Подолье. В общем сейме Речи Посполитой литовские представители составляли меньшинство: 20% в Сенате и 28% в Посольской избе. Кроме того, по условиям неравноправной унии Литва лишилась самостоятельной внешней политики и фактически стала пешкой в польской игре.
Ко времени разделов Великое княжество Литовское уже не имело каких-либо элементов самостоятельной государственности и выглядело в глазах всего европейского сообщества польской провинцией. Чтобы не быть голословными, процитируем классическую энциклопедию «Британника» 1771 года издания: «Литва — провинция Польши (курсив мой. — К.А.-М.), граничащая с Жемайтией, Ливонией и частью России на севере, другой частью России на востоке, Волынью и Полесьем на юге и Пруссией и Подляшьем на западе». Возьмём более раннее европейское издание — «Thesaurus Linguae Latinae Compendiarius» 1752 года. Там дано точно такое же определение: «Литва — провинция Польши». Сошлёмся также на издание, вышедшее в самой Речи Посполитой. Классическая польская энциклопедия «Zbiór potrzebniejszych wiadomości porządkiem alfabetu ułóżonych» 1781 года сообщает: «Литва, Великое княжество Литовское, провинция короны Польской, некогда отдельное государство, имевшее своих собственных князей».
Начиная с XVII века государство всё чаще именовалось Речью Посполитой Польской, в том числе в международных договорах. Например, в договоре с Россией 1768 года фигурирует именно это наименование — Traktat wieczysty między Imperium całej Rosji i Rzecząpospolitą Polską. И это далеко не единичный случай. Таким образом, польский национальный характер Речи Посполитой был закреплён в правовых документах.
Конституция, принятая 3 мая 1791 года, превращала Речь Посполитую в унитарное государство. Государственным языком провозглашался польский, государственной религией — католицизм. Даже далёкий от каких-либо пророссийских симпатий белорусский историк Валентин Голубев вынужден констатировать: «Конституция 3 мая была довольно демократической для Европы, но она вела бы к уничтожению белорусов как нации. Но если бы я был поляком, то гордился бы этим документом».
Может быть, в Речи Посполитой была широко распространена «беларуская мова»? Вовсе нет. Западнорусский литературный язык был окончательно вытеснен из делопроизводства во второй половине XVII века, а согласно постановлению всеобщей конфедерации сословий Речи Посполитой от 29 августа 1696 года, он был законодательно запрещён для составления актов. Его место занял польский.
За весь XVIII век не вышло ни единой (!) книги на западнорусском литературном языке. Между тем период существования Речи Посполитой стал «золотым веком» для литовского языка, который в Средние века не имел письменности. В XVII веке литовский язык был введён в великокняжеское делопроизводство, на нём писались грамоты Владислава Вазы. Тираж литовских букварей, изданных типографией Верховной школы Литвы в 1776—1790 годах, составил 15 108 экземпляров, польских — 24 467, западнорусских — ноль. В 1737 году в типографии Виленской иезуитской академии, которая станет впоследствии Виленским университетом, была издана литовская грамматика с примечательным названием «Совокупность языков Литвы, описанная по грамматическим законам главного диалекта этого княжества». На литовском языке издавались воззвания Тадеуша Костюшко, на нём был написан второй вариант Конституции 3 мая. Никаких западнорусских аналогов этому не было. Статут ВКЛ не издавался на западнорусском языке с начала XVII века, и последнее его издание в Речи Посполитой (вышедшее в 1744 году) — польскоязычное. К моменту воссоединения с Россией западнорусский письменный язык уже был мёртв. Устный язык стал «мовой попа да хлопа» — именно так презрительно называли западнорусскую речь польские паны.
Стоит обратить внимание на любопытную лингвистическую карту Европы, изданную в Нюрнберге в 1741 году, — «Synopsys universae philologiae el harmonia linguarum totius orbis». Её автор — немецкий лингвист Готфрид Хенсель (1687−1765), описавший серией карт все известные тогдашней науке языки мира. На очертания той или иной местности на карте нанесены первые строки из христианской молитвы «Отче наш» на соответствующих языках. На участке карты, относящемся к территории ВКЛ, написано: «Tewe musu…» (лит. «Отче наш»). И это при том, что бо́льшая часть населения Великого княжества Литовского — русские (предки белорусов и малороссов).
К моменту разделов Речи Посполитой от (бело)русской культуры не осталось ровным счётом ничего. Если бы Речь Посполитая не была ликвидирована, то о белорусах столетия спустя напоминали бы лишь музейные экспонаты. Такая участь постигла, к примеру, германизированных полабских славян.
В конце XVIII века белорусские земли были захудалой польской провинцией, где высшее сословие считало себя поляками, говорило на польском языке, принадлежало к польской культуре, ходило в римско-католические храмы.
Итак, зададим себе простую логическую задачку. Есть страна X, в которой живут народы A, B и С. На языках народов A и B издаются основные законы страны, пишутся грамматики, их употребляют в политической жизни, на них издают книги, а язык народа C не употребляется вообще нигде (несмотря на то, что столетиями ранее на языке народа C писались законы, издавались книги, на нём говорили высшие слои общества). Вопрос: является ли государство X государством народа C или же это государство народов A и B? Ответ очевиден.
Кирилл Аверьянов-Минский