В Грузии вновь заявляют о готовности обсуждать перспективы создания общего государственного пространства с Абхазией и Южной Осетией.
Депутат парламента от правящей в Грузии партии «Грузинская мечта — Демократическая Грузия» Захария Куцнашвили предложил закрепить в конституции страны особый статус бывших автономий. При этом подчеркивается, что речь идет не об автономии, а именно об особом статусе, обсуждение форматов которого может быть начато не раньше того времени, когда заинтересованность в обсуждении этого вопроса появится у всех сторон.
«Поднят вопрос об особом статусе Абхазии и Южной Осетии. Группа членов комиссии, представляющих правительство, выдвинули вопрос о поддержании особого статуса Абхазии и Южной Осетии для того, чтобы потом был заключен конституциональный договор между субъектом, представляющим Абхазию и Южную Осетию, с остальной частью государства», — отметил Sputnik член комиссии, представитель оппозиционной партии «Демократическое движение» Дмитрий Лорткипанидзе.
Вообще, идеи об особом статусе, основанном на договоре, хорошо забытое старое, во всяком случае, грузино-абхазских отношений. Прецеденты в истории были. В наше время такие заявления не более чем политическая декларация, символическое обозначение «открытых окон». Но декларация эта, однако, о многом говорит.
Три региональных конфликта на юге Кавказа создают современный политический ландшафт региона. Наличие этих конфликтов определяет, можно сказать, все: экономику, политику, то, как устроена жизнь во всех странах региона. Но так было не всегда и так будет не всегда.
Выставив за рамки обсуждаемых здесь вопросов конфликт в Нагорном Карабахе, остановимся на грузино-абхазском и грузино-осетинском конфликтах.
Этот тезис многим покажется спорным, но к этому времени в значительной степени утрачены культурные и идеологические основания этих конфликтов. Они живут, потому что они в основе конструкции региона, они в политике, дипломатической риторике, от них отталкиваются внешние игроки, но их дух иссяк.
В этой связи есть интересные цитаты в контексте приднестровского сюжета, но с некоторыми поправками актуальные и для кавказских конфликтов.
«В Приднестровье «заморожен» не конфликт, а процесс урегулирования; есть нежелание договариваться, — сказал представитель РФ в переговорном процессе по приднестровскому урегулированию Сергей Губарев. Его поддержал другой посредник в переговорах, посол ОБСЕ Корд Майер-Клодт, который подчеркнул, что «конфликта как такового в нашем понимании нет», сообщало EADaily.
Повторюсь, эта диспозиция применима с оговорками, кавказские конфликты сложнее. Но тезис о том, что «заморожен не конфликт, а процесс его урегулирования», работает и в наших случаях.
В отличие от приднестровского конфликта в кавказских были оборваны и позднее лишь в незначительной степени восстановлены социальные и хозяйcтвенные связи между сторонами противостояния. И новые, возникшие после войн 90-х форматы жизни, исключали коммуникацию через закрытые границы. А в наше время нужды в друг друге на самом деле нет. Возможно, и скорее всего, есть скрытые резервы, в экономике в первую очередь, которые могли бы открыться, но это теория. А на деле даже в Грузии, которая демонстрирует свою готовность к диалогу, нет представления о том, как может выглядеть жизнь при наличии любых коммуникаций с Абхазией и Южной Осетией. У современного грузинского государства нет такого опыта. Вообще, у современного грузинского государства никогда не было опыта существования в общем пространстве с республиками. Это государство, построенное без них. А потому, в том числе, нет ни с одной из сторон запроса на урегулирование.
Это не хорошо и не плохо, это жизнь. Сложнее и интереснее другое. В идеологическом и культурном смысле эти конфликты исчерпаны, но не потому что они урегулированы или каким-то образом решены проблемы их составляющие, а потому что исчерпала себя эпоха и главное ценности, которые их выращивали.
Как иллюстрация к этому тезису подойдет описание ситуации с признанием Абхазии и Южной Осетии большим миром. Ведь проблема с этим не только в каких-то геополитических вопросах заключается. Здесь еще и конфликт ценностей. Пафос народно-освободительных войн — «мы страдали, поэтому имеем право» как основа аргументационной базы дипломатической риторики, доказывающей право на жизнь, это ценности мира 60−80-х годов прошлого века. Этот лексикон устарел, его не понимают. Но здесь эти ценности еще не отработали свое и за них пытаются цепляться.
То же самое и с самими конфликтами. Когда в Грузии говорят об особом статусе, имеют ввиду разграничение юрисдикций, этническое квотирование, пытаются еще раз построить мир 70-х.
С другой стороны, но похоже мир видят в Абхазии и Южной Осетии. Ценности, основанные на этнической изоляции, которая понимается как способ возродиться. На практике получается прямо противоположный результат — и там, и там будто целенаправленно освобождают землю от себя. Так случилось по многим причинам, но не в последнюю очередь оттого, что изжившие свое и неинтересные никому в мире ценности не получается капитализировать и вырастить на них ресурс развития — ни в политическом, ни в экономическом смысле.
А во времена, в которых мы живем, любые временные состояния могут оказываться вечными, и что особенно важно, нерегулируемыми в административном порядке.
Проблемы, созданные прежними ценностями, уже невозможно решить инструментарием, политическим, дипломатическим, созданным этими ценностями.
Дело в том, что конфликт идентичностей выращен временами активного конструирования этносов, этнического самосознания, которое воспитывалось как конкурент сословно-классового сознания обществ доиндустриальной эпохи. Сейчас совершенно другая повестка. Поэтому и конфликты эти, созданные старыми ценностями, рано или поздно смоют ценности новых эпох.
Антон Кривенюк, специально для EADaily