После признания Россией независимости Абхазии и Южной Осетии, попытки Грузии вернуть контроль над республиками силовым путем практически исключены в обозримом будущем. Зато головной болью для Москвы становятся внутриполитические конфликты в Сухуме и Цхинвале. Причем устранить основу таких кризисов, через которые периодически проходят эти новые государства, сейчас практически невозможно.
В этом можно убедиться на примере Абхазии. Здесь крайне сложно загнать политические конфликты целиком «под ковер». Во многих регионах России внутриэлитные противоречия выплескиваются наружу, в крайнем случае, в форме информационных войн или локальных акций протеста. Причем сами же противники региональных властей, довольно часто, будут бояться спровоцировать действительно масштабные уличные акции. В Абхазии подобные конфликты, наоборот, будут с большой вероятностью переходить в довольно массовые митинги. Которые не исчерпываются форматом «поговорили и разошлись», а вполне могут привести к захвату административных зданий, как это было в ходе политических кризисов в 2004, 2014 годах или в ситуации со штурмом офиса МВД летом 2016 года.
Здесь крайне сложно отстроить экономическую вертикаль власти хотя бы из-за местной специфики. Тут нет таких крупных предприятий, контроль над которыми означал бы контроль над республикой. И не будем забывать о высокой доле теневого сектора, которая также препятствует решению этой задачи. В начале 2015 года заведующая отделением экономики Центра стратегических исследований при Президенте Абхазии Хатуна Шат-Ипа доказывала, что объем теневой экономики составляет 53% от ВВП и почти равен годовому республиканскому бюджету.
Построить жесткую силовую вертикаль тоже трудно, учитывая сложившиеся в республике традиции. В недавней истории были прецеденты, когда сами сотрудники правоохранительных органов в условиях уличной активности оппозиции не подчинялись властям. Как это случилось, например, в ноябре 2004 года, когда представители МВД отказались поддерживать политику властей против сторонников Сергея Багапша (на тот момент, выигравшего президентские выборы, но еще не добившегося возможности занять должность главы республики).
Политическая культура республики могла бы начать меняться в случае трансформации региональной экономики. В том числе, при реализации крупных проектов силами инвесторов из России. Крупнейший из них — разработка нефти на шельфе Абхазии. Но он пока затягивается (о чем в июне 2016 года напомнил тогда премьер республики Артур Миквабия). К тому же, переход к масштабной реализации этих планов может привести к росту протестной активности в связи с возможными экологическими рисками.
Таким образом, трансформация политической системы Абхазии — вопрос рискованный и затратный. В рамках сложившейся политической системы республики переход конфликтов в публичную плоскость, в том числе в формат уличного протеста, подчас весьма радикального, практически неизбежен. На сложившуюся ситуацию в республике из Москвы влиять сложно. Вспомним, опять же, политический кризис в связи выборами президента Абхазии в 2004 году.
Поэтому Москва, скорее всего, предпочтет разбираться с периодически возникающими конфликтами в среде местных элит, чем ломать и перестраивать сложившуюся систему.
Михаил Нейжмаков, специально для EADaily