18 июня 2016 года в Санкт-Петербурге на здании Военного инженерно-технического университета (бывш. Николаевское инженерное училище) была открыта памятная доска в честь фельдмаршала финской армии барона Карла Густава Эмиля Маннергейма. Прошедшее в Петербурге мероприятия было обставлено с государственными почестями. На торжественной церемонии открытия памятной доски присутствовали: глава президентской администрации Сергей Иванов и министр культуры Владимир Мединский. Очевидно, что этому событию посредством фигуры Иванова придано самое высокое политическое значение (оно совпало с открытием очередного Петербургского международного форума) и культурное — через присутствие Мединского. Сейчас можно констатировать, что открытие памятной доски Маннергейму имело тяжелый и крайне негативный общественный резонанс, как в Санкт-Петербурге, так и во всей стране. Далее блокадный аспект вопроса мы оставим за скобками рассмотрения. Об этом было уже сказано достаточно. Речь пойдет о другом, о более важном.
Прежде всего, обращает на себя внимание та несуразность маннергеймовского мемориала, столь свойственная порой официальной России и достаточно описанная пером того же Салтыкова-Щедрина или Гоголя. Первый вопрос. Позвольте, почему мемориальная доска в честь Маннергейма украсила здание Военного-инженерного училища — современного преемника императорского Николаевского инженерного училища? Ведь здесь учились: Герой Советского Союза генерал-лейтенант Дмитрий Михайлович Карбышев, герой обороны Севастополя инженер-генерал Эдуард Иванович Тотлебен, герой обороны порт-Артура генерал-лейтенант Роман Исидорович Кондратенко, писатель Федор Михайлович Достоевский, композитор Цезарь Антонович Кюи и, наконец, если уж захотели, как заявил министр Мединский, помянуть Первую мировую войну — главнокомандующий великий князь Николай Николаевич и еще много, много других славных имен. Разве Маннергейм учился в Николаевском инженерном училище? Разве он был военным инженером? Нет, у него его баронские шведские мозги с детства были настроены на другое — на рыцарей, лошадей, охоту, объездку, скачки.
Маннергейм был кавалеристом. В Санкт-Петербурге он учился в Николаевском кавалерийском училище. Поэтому, если уж решили прославить Маннергейма, то уместней было бы поместить мемориальную доску по адресу Лермонтовский (Ново-Петергофский) проспект, дом 54. Именно здесь, в районе Санкт-Петербурга Коломна располагалось Николаевское кавалерийское училище, и именно здесь в России учился Маннергейм. Но устроители мемориала Маннергейма в Санкт-Петербурге придумали связать Маннергейма с Кавалергардским полком. На месте современного здания на Захарьевской 22, где сейчас была помещена памятная табличка, до 1948 года располагалась домовая церковь лейб-гвардии Кавалергардского полка. Очевидная несуразность. Ведь в Санкт-Петербурге в центре города на Потемкинской и Шпалерной располагаются здания казарм и манеж Кавалергардского полка. Эти здания уцелели. Зачем понадобилось отметить место несуществующей церкви, когда есть сохранившиеся здания, связанные с историей кавалергардов?
Другая несуразность. На открытой мемориальной доске мы читаем следующий текст: «Генерал-лейтенант русской армии Густав Карлович Маннергейм служил с 1887 по 1918 год». Здесь очевидная и многозначительная неточность — Маннергейм служил не просто в «Русской», а в Российской Императорской армии. Маннергейм присягал на службу не России, а государю императору самодержцу Всероссийскому и его императорского величества Всероссийского престола наследнику. В России Маннергейм принадлежал к категории, которую двумя веками раньше называли «служилыми немцами». Особенности персональной службы российскому императору иноземцев создали (таково было условие обхода запретов Веры), как официальную идеологию подобной службы, так и соответствующую ей личностную мотивацию, которую полностью разделял тот же Маннергейм. Поэтому закономерно и правомерно, что в ситуации революционного развала Маннергейм «расстался», как он говорил, с российской армией и Россией, поскольку его личностная служебная связь с императором разорвалась. В своих воспоминаниях он написал: «В те дни мне часто приходили мысли о судном дне, и я совсем не удивился, когда 8 ноября газеты написали, что Керенский и его правительство свергнуты». По фиктивному командировочному предписанию Маннергейм уехал в Финляндию, которая 6 декабря 1917 года объявила независимость. В своих воспоминаниях Маннергейм написал: «Я заметил, что советская власть [в России] все более укрепляется и становится угрозой для молодого финского государства». Подобный поступок Маннергейма в логике «служилого немца» нельзя было считать дезертирством только потому, что его присяга императору более была недействительна, а императорская российская армия разваливалась на его глазах.
Маннергейм в финском мундире германского образца в 1918 году. Источник: Википедия
Министр Мединский заявил, что памятная доска устанавливается для того, чтобы сохранить память «о достойном гражданине России». Но Маннергейм никогда не был «гражданином России». Заметим, в Российской Империи вообще не было граждан, а были подданные. А Маннергейм всегда был подданным Великого княжества Финляндского, входившего в состав Российской империи посредством персональной унии на правах широкой автономии с собственным подданством, налогами, бюджетом, валютой и охраняемой от остальной России границей. Финляндия в составе Российской империи была другим государством, правда, лишенным суверенитета.
На церемонии открытия мемориальной доски в Санкт-Петербурге глава Администрации президента Сергей Иванов, заявил, что «никто не собирается обелять действия Маннергейма после 1918 года, но до 1918 года он служил России». Ну, во-первых, как мы уже указали, Маннергейм служил императору и лишь через него России, и, во-вторых, если, «не обелять» Маннергейма «после 1918 года», то как быть с Маннергеймом в 1918 году, когда он, будучи главнокомандующим финской армии Сената, по его собственному признанию, воевал именно против России. Официальная трактовка и личное объяснение Маннергейма событий в Финляндии 1918 года — это «освободительная война» против России и внутренних финских предателей, которые встали на сторону России. События получили трактовку в категории национальной, но не классовой борьбы. История движется через борьбу этносов, а не классов. Т. е. возглавляемая армия Сената Финляндии сражалась прежде всего против русских и лишь потом против финских красных. Военные действия в гражданской войне в Финляндии в 1918 году начались с разоружения финнами русских воинских частей и гарнизонов, стоявших в Финляндии. В своих воспоминаниях Маннергейм писал: «Военные действия были направлены против тех русских вооруженных частей, которые оставались в Финляндии, несмотря на признание советским правительством независимости нашего государства. Именно поэтому вспыхнувшая война была войной освободительной, борьбой за свободу. Этот факт не может изменить и то обстоятельство, что вскоре мы были вынуждены вести военные действия не только против русских, но и против бунтовщиков внутри страны». Маннергейм в 1918 году, по его собственному признанию, сражался против «русского ига». У Маннергейма была четкая линия в отношении русских добровольцев, выступавших военными советниками или сражавшихся за финскую красную гвардию — при аресте или пленении их разрешалось расстреливать на месте. За ними не признавалось право комбатантов, в отличие от красных финнов.
Уже 11 февраля 1918 года Маннергейм отдал приказ о том, что гражданских русских, участвовавших в деятельности финской красной гвардии, должно расстреливать как шпионов, их разрешалось убивать на месте. Данный приказ в условиях гражданской войны в Финляндии толковался подчиненными Маннергейма весьма произвольно и затрагивал людей, не участвовавших в боевых действиях и не имевших никакого отношения к красным. Подобного рода карательную практику и «увенчали» массовыми расстрелами в захваченном финскими белыми Выборге русских вообще, часто не имеющих никакого отношения к красным, более того, часто настроенным антибольшевистски. Среди расстрелянных в Выборге русских были даже подростки и женщины. Среди расстрелянных во время Выборгской резни были не только подданные Российской империи, но и русские — подданные Великого княжества Финляндского. В бессудных расстрелах русских в Выборге участвовали прибывшие из Германии финские егеря —подданные Великого княжества Финляндского, в свое время добровольно отправившиеся воевать на фронтах Первой мировой войны на стороне Германии против России, хотя Финляндия в составе Российской Империи находилась в состоянии войны с Германией. Положение Маннергейма, как главнокомандующего финской армии Сената, после прибытия из Германии основной части финских егерей было настолько слабым и условным, что он не мог предотвратить эксцессы в Выборге и не мог провести расследования военных преступлений егерей и финских националистических активистов (1). Никто из участников Выборгской резни наказаний не понес, хотя неофициально все убийцы были известны. Поэтому ответственность за это злодеяние также лежит на Маннергейме, как командующем армии.
В конечном итоге логика Мировой войны в 1918 году оказалась сильнее Маннергейма. По его словам, в 1918 году он воевал за «свободу Финляндии», под которой он понимал независимость страны, и против «русского ига», «векового притеснителя» России и «многовековых кандал». Однако в апреле 1918 года в Финляндии высадились германские части — Балтийская дивизия фон дер Гольца и бригада фон Бранденштайна. Началась германская оккупация страны. Финляндия попала в вассальную зависимость от Германии, которую немцы намеревались закрепить передачей трона Великого княжества Финляндского немецкому принцу. Этот внешнеполитический курс, ориентированный на Германию, пользовался безоговорочной поддержкой победивших в гражданской войне руководящих кругов Финляндии. Договор с Германией, подписанный 7 марта 1918 года, привел к тому, что независимость Финляндии тогда не состоялась, и Маннергейм, как бывший российский генерал, стал не нужен финским властям. Он подал в отставку с поста главнокомандующего армии. Правительство Финляндии заключило с Германией ряд кабальных договоров, фактически лишивших страну суверенитета. По мартовскому договору Германия получила право создавать военные базы на территории Финляндии, а финский флот поступал в полное распоряжение германского адмиралтейства. За месяц до капитуляции Германии 9 октября 1918 года финский парламент по указанию из Берлина избрал королем Финляндии родственника императора Вильгельма II гессенского принца Фридриха Карла. И лишь поражение Германии в Мировой войне в 1918 году предотвратило переход Финляндии из российской сферы влияния в германскую.
После августа 1918 года, когда поражение Германии стало очевидным, Маннергейм переориентировался на победившую Антанту. Финское правительство отправило его на переговоры в Лондон и Париж. Как бывшему генералу российской службы, сражавшемуся против Германии на полях Мировой войны, ему было обеспечено доверие союзников. Подобный поворот и обеспечил Маннергейму пост регента Великого княжества Финляндского. Напомним, что трон этот все еще формально принадлежал российской императорской династии. Сражавшиеся за «единую и неделимую» Россию российские белые не признавали независимости белой Финляндии. С их точки зрения, Маннергейм был узурпатор финляндского трона и сепаратист. Поэтому Маннергейм плохо вписывается в российское белое движение, поскольку над ним довлели государственные интересы Финляндии.
Далее следует описать ту антироссийскую роль, которую готовила Антанта Маннергейму и его подчиненным в Финляндии и с которой он был согласен. В исторической литературе написано достаточно о действиях финских националистов в 1920—1922 году в российской Карелии (Восточная Карелия по финской терминологии) в попытках отторгнуть эту территорию и присоединить к независимой Финляндии. Еще 15 мая 1918 года правительство Финляндии официально объявило войну России. Последовала первая советско-финская война — 1918−1920 года.
События предыстории этой войны развернулись вокруг переговоров между Советской Россией и Германией вокруг Брестского мира. В событиях этих участвовал и Маннергейм. 23 февраля 1918 года на станции Антреа в специальном обращении к войскам он поклялся, что не вложит меч в ножны пока не освободит «Восточную Карелию». 27 февраля 1918 года правительство Финляндии направило ходатайство Германии, чтобы та рассматривала Финляндию в качестве союзницы Германии и потребовала от России на переговорах в Бресте передать Финляндии Восточную Карелию. В ставке Маннергейма тем временем разрабатывался план организации «национальных восстаний в Восточной Карелии», которые должны были спровоцировать финские кадровые военные. 7 марта 1918 года последовало официальное заявление главы Финляндского государства — регента Пера Эвинда Свинхувуда о том, что Финляндия готова пойти на мир с Советской Россией в случае передачи Финляндии Восточной Карелии, части Мурманской железной дороги и Кольского полуострова. Эти претензии подтвердил и премьер-министр Финляндии. 15 марта 1918 года Маннергейм утвердил т. н. «план Валлениуса», предусматривающий захват Восточной Карелии и Кольского полуострова. 10 мая 1918 года, т. е. за неделю до официального объявления войны, финские отряды атаковали на Кольском полуострове Печенгу, но были отбиты местными красногвардейцами. Подозрительная активность финнов на Коле, за которой, полагали союзники, стояла Германия, спровоцировала интервенцию Антанты на Русском Севере. В марте 1918 года в Мурманске сначала по соглашению с правительством большевиков появились британские войска с целью охраны складов поставленной союзниками военной амуниции и защите края от немцев и финнов. В июне в Мурманске дополнительно высадился крупный отряд из 1,5 тысяч британских солдат и сотни американцев. После этого большевики в июле 1918 года разорвали отношения с Антантой. Война большевиков с интервентами спровоцировала, в свою очередь, кровавую гражданскую войну на территории российского Севера, которая продолжалась до февраля 1920 года. Внутренних предпосылок к этой гражданской войне на этой территории не было. Она была спровоцирована извне, и первый запал подожгли именно финны с Маннергеймом с их претензиями на Колу.
Во время своих контактов с союзниками в Париже и Лондоне Маннергейм прощупывал их отношение к Финляндии и советско-финской войне. Он легко определил, что у союзников наличествует два подхода по отношению к будущему России. Одну позицию представляли бывшие послы Великобритании в России лорд Чарлз Хардинг и сэр Джордж Бьюкенен, которые полагали, что следует восстановить прежний режим в Российском государстве в его прежних границах. Исключение делалось для Польши, но не для Финляндии, для которой должен быть восстановлен прежний широкий автономный статус. Другое направление в британской дипломатии олицетворял влиятельный заместитель министра иностранных дел лорд Роберт Сесил. Этот полагал, что Россию после умиротворения и свержения большевиков следует разделить на части. Очевидно, что именно это направление должно было поддержать финские территориальные требования относительно России. Сам Маннергейм считал, как он дипломатично выражался в своих мемуарах, что Российское государство может быть создано только лишь в новых границах. Весной 1919 года во время переговоров с англичанами Маннергейм просил официального одобрения идущей финской войны с Россией. В качестве мер для установления мира он требовал проведения плебисцита о присоединении к Финляндии Восточной Карелии, предоставления Москвой автономии Архангельской и Олонецкой губерниям и демилитаризации Балтийского моря, т. е. уничтожение Балтфлота.
Показательно, что в 1920 году в составе изданного в Лондоне «Атласа народов» (The Peoples Atlas Book) была представлена карта Финляндии с восточными границами по максимуму финских требований. Финляндия в этих границах представлена не как проект, а как реально существующее государство. Надо заметить, что The Peoples Atlas Book был посвящен географии Мировой войны и послевоенного устройства. Итак, по означенной карте к Финляндии отошла половина Русской Лапландии с самыми удобными незамерзающими морскими гаванями в Кольским фиорде. Намечалось, что к Финляндии, помимо Печенги с ее древним православным монастырем, отойдут исторический русский город Кола (основан в середине ХVI века) и новый город — Мурманск (Романов-на-Мурмане, основан в 1916 году). Здесь особо отметим, что в настоящее время у России имеется всего лишь единственный открытый океанский морской порт, связанный коммуникациями с внутренними районами страны — это Мурманск. Предложенный финский захватный территориальный проект, фактически, лишал Россию самого удобного открытого выхода в Океан и точки, удобной для контроля над Арктикой в западной начальной части Северного морского пути. Кроме того, не будем забывать о стратегическом военном и коммуникационном положении Кольского полуострова на территории России, которое полностью определилось во время Первой и Второй мировых войн и в войну холодную. Дополнительно еще по своему согласованному с англичанами проекту финны намеревались получить и Кандалакшу, в результате чего Белое море из российского внутреннего морского превращалось в международный водоем.
Карта Финляндии из британского «Атласа народов», 1920 года
Однако этому продвигаемому Маннергеймом территориальному экспансионистскому плану не суждено было сбыться из-за позиции красного Кремля. Первая советско-финская война закончилась Тартуским мирным договором от 14 октября 1920 года. Советская Россия в Тарту пошла на существенные территориальные уступки Финляндии, но это была мизерная часть от того, что первоначально хотели финны. В Заполярье Финляндия получила Печенгскую волость (фин. Петсамо), западную часть полуострова Рыбачий и большую часть полуострова Среднего. Подобная территориальная уступка стала отступным перед лицом финской претензии на лучшую половину Русской Лапландии. Подобный оборот дела стал возможен лишь потому, что большевики консолидировали власть, нанесли поражение своим противникам в гражданской войне и самое главное — победили в гражданской войне на Русском Севере, принудив интервентов Антанты уйти из этого региона. Советская Россия выступала на переговорах в Тарту с позиции силы, это и сделало невозможным финский проект отторжения от России жизненно важных для нее арктических территорий.
Именно за этим проектом в Финляндии стоял, в том числе, и Маннергейм. В качестве регента Маннергейм был главой Финского государства с декабря 1918 по июль 1919 года. Поэтому он полностью ответственен и за первую советско-финскую войну, и за планы финских территориальных захватов в России. Уже в 1918 году Маннергейм продемонстрировал себя злейшим врагом России, который хотел нанести ей стратегическое геополитическое поражение в Арктике. Этот политический сюжет со стратегическим контекстом лишний раз подчеркивает, что Маннергейм в 1918—1919 году был врагом не просто большевиков, но и исторической России. Маннергейм никогда не скрывал, что видит историческим предназначением Финляндии «защищать» Западную цивилизацию на Севере. Поэтому в свете новейшей арктической политики России и т. н. «борьбы за Арктику» и текущем противостоянии цивилизаций увековечивание памяти Маннергейма во второй исторической столице России высшими государственными сановниками России выглядит неуместным актом, актом, в частности, не отвечающим текущим интересам российской политики в Арктике.
Какими бы ни были обстоятельства и побуждения инициаторов установки памятной доски, циркулируют различные версии, редакция EADaily присоединяется к требованиям общественности срочно демонтировать ее.
(1) О Выборгской резне см.: Вестерлунд Ларс. Мы ждали вас, как освободителей, а вы принесли нам смерть. СПб., Аврора-Дизайн, 2013. // http://mitra-books.com/uploads/attachments/lars-vesterlund-431.pdf
Дмитрий Семушин, редактор EADaily