На мировом рынке нефти назревает масштабное соглашение крупнейших производителей стратегического энергоресурса. 16 февраля в Дохе состоялась встреча представителей России, Саудовской Аравии, Катара и Венесуэлы. По итогам работы четвёрки согласовано решение «заморозить» объём добычи на уровне, который сложился к 11 января текущего года. На следующий день, 17 февраля, в Тегеране прошла ещё одна встреча в четырёхстороннем формате с участием Ирана, Ирака, Катара и Венесуэлы. И здесь участники переговоров подтвердили свой настрой зафиксировать объёмы добычи жидкого углеводорода на приемлемом для экспортёров уровне. Ключевой вопрос проведённых консультаций — возможность повышения цен на топливо и распределение долей на рынке с учётом выхода на него «большой» иранской нефти.
Нынешняя стоимость барреля никого из главных продуцентов «чёрного золота» не устраивает. Но их ещё больше тревожит перспектива утраты долей на перенасыщенном рынке, конкуренция на котором между экспортёрами в период дешёвой нефти выросла на порядок.
Принятые в Дохе и Тегеране решения преждевременно рассматривать в качестве твёрдых и окончательных соглашений. Скорее, это предварительные договорённости, меморандумы о намерениях, реализация которых на практике потребует какое-то время и новых усилий. Не стоит исключать изменения подходов, например, со стороны Саудовской Аравии или Ирана. С саудовской стороны, устами её министра иностранных дел, уже прозвучали заявления, диссонирующие с результатами встречи в столице Катара. Что касается Ирана, то за те два дня, 16−17 февраля, Тегеран успел всех озадачить, в начале исключив своё «добро» на заморозку объёмов добычи, а потом резко развернув собственную позицию от неодобрения к поддержке.
Помимо сугубо экономических вопросов, связанных с удержанием объёмов добычи на взаимоустраивающем всех уровне, потенциальный консенсус ведущих нефтеэкспортёров может столкнуться и с геополитическими рисками. Простой взгляд на субъектный состав двух встреч в Дохе и Тегеране показывает, что роль посредников в достижении такого консенсуса взяли на себя Катар и Венесуэла. Если у России нет непреодолимых проблем в отношениях ни с Ираном, ни с Ираком, ни с Саудовской Аравией, то таковые существуют как минимум между Тегераном и Эр-Риядом. Прорывом могла бы стать встреча саудовцев и иранцев, пусть и в рамках многостороннего формата. А пока этого не произошло и два заклятых геополитических противника на Ближнем Востоке предпочитают воздерживаться от непосредственного контакта, то сохраняется и высокая вероятность переигровки с их стороны.
На неустойчивость ситуации указывает и закравшаяся в результаты всех прошедших переговоров формулировка, устанавливающая, что главным условием реализации мер по фиксации добычи является согласие других стран ОПЕК поддержать данную инициативу. Таким образом, договаривающиеся стороны заранее обеспечивают себе «задний ход», если действия кого-то из контрпартнёров будут истолкованы в качестве отклонения от достигнутых соглашений.
Политический фактор в сделке ведущих экспортёров по фиксации объёмов добычи на определённом этапе может стать решающим, оттеснив на задний план экономические соображения. С января этого года Иран и Саудовская Аравия балансируют на грани прямой конфронтации. Казнь в Королевстве шиитского проповедника Нимра ан-Нимра, последовавший за ней разгром в Тегеране саудовского посольства и разрыв дипотношений между двумя странами подчеркнули их пребывание в фазе острого конфликта. Его можно интерпретировать по-разному, в том числе и в терминах «опосредованной войны» (proxy war), но это самый настоящий межгосударственный конфликт со всеми вытекающими из этого геополитическими рисками. Любые нынешние договорённости, включая и такой далеко не однозначный вопрос, как «замораживание» объёмов нефтедобычи, мало чего стоят, когда на Ближнем Востоке полыхает сразу несколько «горячих» точек.
Ирану сейчас куда важнее вернуть утраченные им за годы санкций позиции на сырьевом рынке, даже если этому будет сопутствовать синхронное снижение нефтяных котировок. Рынок перенасыщен, инвесторы с него уходят, а градус борьбы экспортёров за клиента только возрастает. Получается парадоксальная ситуация. Иран особо не горит желанием присоединиться к договорённостям России, Саудовской Аравии, Катара и Венесуэлы с возможным подключением к ним других стран-членов ОПЕК, но жаждет зарубежных инвестиций в свой нефтегазовый сектор. Однако в таком случае налицо определённое противоречие — инвестиции стремятся туда, где есть перспектива прибыли. А какая прибыль может быть у потенциального инвестора, если цена барреля колеблется в районе $ 30−35? Ирану нужны миллиардные инвестиции, брутто-объём которых в сферу добычи и переработки нефти оценивается в $ 200 млрд. Между тем, отказываясь от фиксации объёма добычи, Тегеран способствует «медвежьим» настроениям на сырьевом рынке, а значит и делает менее привлекательными для внешнего инвестора вложения в свой топливно-энергетический комплекс.
Аргументация иранской стороны сводится к тому, что Исламская Республика слишком долгое время терпела лишения в связи с ограниченностью выхода своей нефти на внешние рынки в период действия санкций, чтобы сейчас дать себя уговорить сдерживать объёмы добычи. В итоге спираль борьбы крупнейших производителей «чёрного золота», которое при такой-то цене во многом утратило ассоциации с жёлтым металлом, за доли на рынке продолжает раскручиваться. А с ней и сама возможность неких окончательных соглашений становится крайне абстрактной.
Противопоставлять себя общему настрою других экспортёров не дать баррелю упасть ниже $ 30 долларов, по возможности разогнав его до уровня $ 50−60 и выше, Иран резонно не стал. Он уже и так нарастил свой объём добычи на 400 тыс. баррелей в день, вплотную приблизив его к суточной отметке в 3 млн нефтяных бочек. Конкретно в эти дни шла и продолжается скрытая от многих борьба за «легитимизацию» Ираном новых объёмов выставляемой им на рынок нефти, будь то с поставкой европейским или азиатским заказчикам. Восточная и Юго-Восточная Азия остаются приоритетными направлениями для иранцев, о чём свидетельствует последняя статистика. На днях Иран поставил своеобразный личный рекорд. Он отгрузил со своих нефтеналивных терминалов в Персидском заливе более 7,1 млн баррелей в течение 48 часов. При этом 25−30% наращенного экспорта иранской нефти пришлось на импортёров в Азии. Однако иранская нефть возвращается и на европейский рынок, куда рвутся те же саудовцы, причём пытаясь застолбить за собой место на рынке переработки сырья в Старом Свете.
Борьба основных «эмитентов» нефти за азиатский рынок, в особенности за обеспечение нефтью второй мировой экономики, разгорается нешуточная. И здесь кроется ещё одно сомнение в жизнеспособности достигнутых в Дохе и Тегеране соглашений. У России перед Саудовской Аравией и Ираном огромная географическая фора на китайском направлении — она может поставлять нефть в КНР по трубопроводу (1). Российские поставщики продолжают теснить саудовского конкурента в Китае: за 2015 год импорт нефти Поднебесной из Королевства вырос лишь на 2,1% до 46,08 млн метрических тонны, а импорт из России — на 28%, до 37,62 млн. Всё это явно не способствует беспроблемному «сожительству» Москвы и Эр-Рияда на ёмком китайском рынке в условиях неукоснительного соблюдения нормы о «замороженных» объёмах добычи.
Пока Иран заставляет партнёров по ОПЕК свыкнуться с мыслью о выходящем на рынок дополнительном объёме своей нефти в диапазоне от 500 тыс. до 1 млн. баррелей. Что будет по прошествии нескольких месяцев и даже недель, предугадать сложно. Особенно с учётом указанной выше острой палитры геополитических противоречий между шиитским и суннитским полюсами Ближнего Востока. Одно не вызывает сомнений — Иран не будет ограничивать себя в борьбе за восстановление и дальнейшее расширение собственных позиций на рынке, тем более, если при этом он сможет потеснить на нём саудовских поставщиков.
Среди аналитиков бытуют разные мнения по поводу разворачивающейся между Тегераном и Эр-Риядом борьбы в рамках ОПЕК и в целом на мировом рынке нефти. Можно встретить и достаточно оригинальные толкования, вплоть до наличия между иранцами и саудовцами тайных соглашений по умолчанию, их игры на рынке в «парном разряде» против американцев. Так, утверждается, что Эр-Рияду выгодно увеличение излишков нефти на мировых площадках. В ситуации, когда хранилища нефти по всему миру фактически заполнены до краев, дополнительные объёмы углеводородов из Ирана означают дальнейшее давление на цены и их удержание в диапазоне $ 30−35 за баррель. С 2014 года Саудовская Аравия прикладывает серьёзные усилия, дабы обвалить дорогостоящие нефтяные проекты в Северной Америке и замедлить развитие альтернативной энергетики. Главной мишенью данной стратегии являются американские производители сланцевой нефти, которые в «тучные» годы цен на нефть выше $ 100 значительно нарастили добычу.
Сегодня, по разным оценкам, Иран обладает накопленным запасом порядка 80 млн баррелей нефти. Половина этого внушительного объёма хранится в танкерах, другая — в нефтяном терминале на острове Харк в Персидском заливе. Со снятием санкций в середине минувшего месяца Тегеран стал постепенно выставлять свой нефтяной резерв на продажу. Эксперты говорят о низком качестве хранящейся в танкерах нефти, а значит, иранцы вынуждены предлагать товар с дисконтом, что выступает дополнительным фактором давления на стоимость барреля.
Вместе с тем преобладает точка зрения, что если у Ирана и Саудовской Аравии и могут быть некие общие позиции, то они не выходят за рамки ситуативного совпадения интересов. В долгосрочном плане Эр-Рияд настроен всячески препятствовать аккумулированию в руках Тегерана дополнительных доходов от продажи нефти, тем самым ослабляя его возможности по военно-политической «экспансии» в регионе. Иранцы будут отвечать семье аль-Сауд в симметричном ключе, используя любой шанс сыграть на социальной дестабилизации в Королевстве, сохранение внутреннего спокойствия в котором тесно привязано к поступлениям от экспорта нефти.
В вытеснении североамериканской сланцевой нефти, безусловно, заинтересованы и те, и другие. Важно заметить, что ущемить США готовы как в Иране, так и в Саудовской Аравии, конечно, по разным причинам и поводам. Иранцы за то, что американцы продолжают клонить дело к недопущению роста влияния Исламской Республики в точках её стратегических интересов на Ближнем Востоке. Саудовцы же перестали доверять заокеанскому союзнику, почувствовав с его стороны не только «слабину», но и стойкое желание выровнять отношения с Ираном и даже заглянуть за горизонт масштабного урегулирования ирано-американских отношений. Задержись Барак Обама в Белом доме ещё на четыре года, то он, по всей видимости, ближе к исходу президентского срока, отправился бы с визитом в Иран, прежде направив госсекретаря США открывать американское посольство в Тегеране. Но «кубинский сценарий» урегулирования американо-иранских отношений явно не импонирует саудовцам.
В итоге складывается ещё один условный парадокс с чётким знаком «минус» для США и не менее впечатляющим плюсом для России. Казалось бы, Москва естественный конкурент и для Тегерана, и для Эр-Рияда на нефтяном рынке, тем более с учётом её нахождения за периметром ОПЕК. Между тем, на фоне прогрессирующего недоверия к США со стороны Ирана и Саудовской Аравии, Россия сохранила поле для геополитического маневра на обоих стратегических направлениях Ближневосточного региона. С суннитским лагерем арабских стран Персидского залива она демонстрирует процесс, сильно напоминающий «ренессанс» в отношениях. Арабские монархии потянулись к России, рассудив, что её возвращение на Ближний Восток во многом необратимо, а значит с Москвой необходимо договариваться, будь то нефть, сирийский конфликт или что-то ещё. В конце концов, Россия и Саудовская Аравия являются единственными на сегодня экспортёрами, суточная выработка у каждой из которых больше 10 млн баррелей нефти. Их совокупная доля на мировом рынке поставок нефти превышает 25%. При любом дальнейшем сценарии развития событий РФ и аравийскому Королевству придётся состыковывать свои позиции, иначе будут страдать обе нефтеносные державы. Игра саудовцев на понижение цен не может продолжаться бесконечно. Пока валютных резервов Королевства хватает для балансировки бюджета, пусть и при беспрецедентном по итогам прошлого года показателе в 20% дефицита госказны от ВВП. Однако, если в 2004 году для сведения доходов и расходов в своём бюджете Саудовской Аравии требовалась цена на нефть лишь в $ 25, то к текущему моменту — $ 105.
С Ираном у России ещё более отчётливый тренд на стратегический характер связей, нахождение по одну сторону «баррикад» в борьбе с международным терроризмом и религиозным экстремизмом в Ближневосточном регионе. Причём в российско-иранских отношениях эволюционирует общий настрой на диверсификацию отношений. Соседи по Каспию постепенно расширяют базу экономического сотрудничества со сферы ТЭК, где выделяется ядерная энергетика, на промышленные и инфраструктурные проекты с привлечением банковского кредитования.
На сегодня главный вывод можно представить так. Соглашение оставить добычу на уровне первой декады января, о котором объявили Россия, Саудовская Аравия, Катар, Венесуэла и поддержали Иран, Ирак, а также другие производители, носит символический характер. Признаки строго следования всеми сторонами достигнутым соглашениям пока явно в меньшинстве, по сравнению с противоположными факторами, указывающими на рост аппетита у нефтеэкспортёров, а не его умеренность. Впрочем, символизм в данном случае может иметь подчёркнуто позитивный смысл — пришло время договариваться, а не «топить» друг друга избытками сильно просевшей в цене нефти.
(1) Напомним, нефтепровод ВСТО (Восточная Сибирь — Тихий океан), который напрямую соединяет Россию с Китаем, представляет для Пекина стратегически важную роль. Это гарантированный источник энергообеспечения КНР в случае её блокады с южно-китайского морского направления. Ныне объём поставок по ВСТО составляет около 300 тыс. баррелей в сутки. Прогнозируется, что прокачка нефти по трубе вырастет вдвое в 2017 году.
Ближневосточная редакция EADaily