Встреча Си Цзиньпина с аятоллой Хаменеи: Китай и Иран крепят евразийскую триаду

полная версия на сайте

Пока на Западе и в СНГ рассуждают и спорят о том, какие дивиденды могут заработать от отмены антииранских санкций и в какую сторону «наклонится» Иран ради вожделенных прорывов в экономике, в самом Тегеране, судя по фактам, рассудили по-иному. Визит в Исламскую республику 22 января многочисленной китайской делегации во главе с председателем КНР Си Цзиньпином стал первым за последние 14 лет приездом главы Китая в Тегеран. В итоге две страны достигли соглашения о «стратегическом партнёрстве во всех международных, региональных и двусторонних делах». Высокопоставленные чиновники двух стран ранее подписали 17 соглашений и документов о двустороннем сотрудничестве. Иран и Китай договорились в течение следующего десятилетия увеличить двусторонний товарооборот более чем в 10 раз — до $ 600 млрд.

Непубличная же часть ирано-китайских переговоров на высшем уровне остаётся за кадром и вне информационных сообщений иранских и ведущих мировых СМИ. Все, однако, обратили внимание на тот факт, что о «стратегическом партнёрстве» во время совместной пресс-конференции витиевато заявляли и Си Цзиньпин, и президент Ирана Хасан Роухани, причём настроение двух лидеров было нескрываемо приподнятым. Как и в случае с прошлогодним визитом в Тегеран президента России Владимира Путина, подтверждением первоочередности во внешнеполитических приоритетах Ирана стало согласие Верховного лидера Исламской революции аятоллы Сейеда Али Хаменеи принять Си Цзиньпина. Помимо официальных сообщений, никаких дополнительных подробностей о переговорах аятоллы Хаменеи с председателем КНР практически нет. Так, IRNA и Reuters сообщали, что Хаменеи призвал к более тесным экономическим отношениям с Китаем, а также к укреплению связей в области безопасности, поскольку, по его словам, Иран никогда не доверял и не доверяет Западу. Можно в очередной раз напомнить — Верховный лидер Ирана крайне редко принимает у себя глав иностранных государств. Сейчас же за короткий промежуток времени он счёл необходимым принять у себя лидеров России и Китая — сами факты уже симптоматичны и говорят, как минимум, о серьёзнейших намерениях Тегерана внести свою лепту в изменяющуюся геополитику мира и конкретно Ближнего Востока.

Стратегическое партнёрство — не просто слова, в особенности для Ирана. К примеру, Тегеран стремился достичь особого взаимопонимания и взаимодействия как с Россией, так и Китаем, задолго до того, как в Багдаде был открыт 4-сторонний Военно-информационный центр и началось взаимодействие Военно-космических сил РФ с действующими против террористов «в поле» сирийской армией, иранскими спецназовцами и шиитскими добровольцами. И стратегическое партнёрство, в первую очередь, предполагает особые отношения сотрудничества в военной, военно-технической и энергетической сферах. Ещё в сентябре 2014 г. Иран и Китай предприняли далеко идущий шаг — китайские военные корабли впервые в истории пришвартовались в иранском порту Бендер-э-Аббас, а затем приняли участие в совместных военно-морских учениях в Персидском заливе. Уже тогда западные аналитики обеспокоенно заявили, что сотрудничество между Ираном и Китаем в военно-морской сфере нацелено на усиление военного потенциала Ирана в Персидском заливе, а также свидетельствует о намерении Китая усилить своё влияние и присутствие за пределами Восточной Азии. «Это явный признак того, что Пекин признаёт эти отношения [с Ираном — прим.], которые оставались относительно скрытыми до настоящего времени», — заявил военно-морской эксперт Международного института стратегических исследований Кристиан Лемьер. Учитывая же факт проведения в прошлом году и совместных российско-китайских учений в Средиземном море, консолидированные действия евразийской триады становятся более чем показательными.

В конце октября 2014 г. командующий ВМС Ирана контр-адмирал Хабиболла Сайяри посетил Китай и провёл переговоры с министром обороны КНР Чан Ваньцюанем. Тогда китайский военный министр заявил, что Пекин хочет наладить более тесное сотрудничество с Ираном в военной сфере. По словам Ваньцюаня, вооружённые силы обеих стран в последние годы поддерживают «хорошее сотрудничество, осуществляют взаимные визиты, подготовку кадров и сотрудничают в других областях». Он также подчеркнул, что Китай готов «налаживать с Ираном дальнейшее деловое сотрудничество и укреплять военные связи». Сайяри, в свою очередь, заявил, что Иран уделяет большое внимание своим связям с КНР и «готов усилить двустороннее сотрудничество между двумя вооруженными силами, особенно в военно-морской сфере». Китайские государственные СМИ сообщали, что в ходе визита Сайяри ему организовали ознакомительный тур по китайской подлодке и военным кораблям, где он «прослушал базовую информацию о китайском оборудовании и системах вооружения». Отмечалось, что иранский адмирал выразил надежду на возможность сотрудничества двух флотов в операциях против морских пиратов.

Известно, что 16 апреля 2015 г. министр обороны Ирана бригадный генерад Хоссейн Дехган в рамках проходившей в Москве IV Международной конференции по безопасности призвал Россию, Индию и Китай к более активному военному сотрудничеству и началу консультаций по данному вопросу «для противодействия расширению НАТО на Восток, а также размещению глобальной системы ПРО». О военных связях Ирана с Россией писалось чаще, поэтому заострим внимание на том, что творилось между Тегераном и Пекином в военной сфере. Особо активизировались двусторонние контакты осенью 2015 г. 14−15 октября в Иране находилась многочисленная военно-морская делегация Китая во главе с замначальника Генштаба вооружённых сил КНР, адмирал ВМС Китая Сунь Цзянго. По итогам переговоров командующий ВМС Ирана контр-адмирал Хабиболла Сайяри объявил о намерениях Тегерана и Пекина расширять двустороннее взаимодействие между военно-морскими силами двух стран. Согласно комментариям, основными целями данной встречи можно назвать продвижение двухстороннего сотрудничества в области подготовки специалистов, обмена опытом, и поддержания безопасности в северной части Индийского океана. Тогда же впервые в истории корабли ВМФ КНР вошли в иранский порт Бендер-э-Аббас, состоялись совместные ирано-китайские учения, а иранским военным показали китайские подводные лодки и корабли.

Вслед за адмиралом Сунь Цзянго в Иран прибыла и представительная военно-воздушная делегация Китая во главе с командующим ВВС КНР генералом Ма Сяотянем. Из Тегерана сообщали, что Иран и Китай планируют развивать военное сотрудничество в воздухе. Главы военно-воздушных сил двух стран рассмотрят возможность расширенной кооперации. «Надеемся, что наше взаимодействие сможет выйти на новый уровень», — сказал командующий китайских ВВС Ма Сяотянь.

Небезынтересно знать, что министр обороны Ирана Дехган и сам в прошлом военный лётчик, прошедший ирано-иракскую войну, поэтому не удивляет, что о взаимодействии военных двух государств в воздухе в равной степени говорят и в Тегеране, и в Пекине. Наконец, ожидается и сотрудничество двух стран в сфере взаимных военных поставок.

Теперь о следующей составляющей стратегического партнёрства — на сегодняшний день именно Китай является основным покупателем иранской нефти и природного газа. В последние 2−3 года Пекин резко увеличил объём закупок нефти, а сейчас — и ещё больше, в связи с отменой санкций, введённых Западом против Ирана. Газовые же поставки — это стратегический фактор самого ближайшего будущего. И вот тут следует вспомнить, что поставки газа из Ирана в КНР шли самые различные, в том числе и сжиженного газа. В Тегеране возобновили проработку идеи строительства экспортного газопровода в направлении Китая. Проект назван претенциозно — «Мир». Эксперты подчёркивают, что в политическом плане реализация «Мира» будет означать первый шаг Тегерана на пути вовлечения в создаваемое Китаем «экономическое пространство нового Шёлкового пути». А Тегеран с удовольствием дал на это согласие — более того, ждёт и полноправного членства в Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), и создания зоны свободной торговли (ЗСТ) с Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС). Да, конечно — США пытались и пытаются противодействовать. Ведь ещё в конце лета 2015 г., когда уже были подписаны Венские соглашения по иранской ядерной программе, когда уже состоялся визит председателя КНР Си Цзинпина в Исламабад, после которого, собственно, «Мир» и приобрёл реальные очертания (хотя строительство на иранской территории началось давно — ещё в 2010 г.), прозвучало очередное предостережение Госдепартамента США: «Режим санкций с Тегерана ещё не снят. Закон 1996 г., согласно которому любая неамериканская компания, которая вложит в иранский нефтегазовый сектор свыше $ 20 млн в год, подвергнется санкциям, ещё никто не отменял. И у компаний, участвующих в реализации проекта газопровода, в любой момент могут возникнуть проблемы».

Итог противодействия Вашингтона также известен — первоначальный маршрут газопровода был пересмотрен и ныне должен (первой ниткой) пока достичь только пакистанского порта Гвадар. Тут в ближайшее время, не позднее конца 2016 г., должно начаться строительство завода по производству СПГ, на что Пекином также предусмотрено выделение дополнительных средств. Одновременно с этим, в том же Гвадаре начинаются проектные работы по строительству НПЗ с пропускной способностью 400 тыс. баррелей в день и стоимостью почти в $ 4 млрд. На котором, как дали понять в Пекине, «найдётся место и для иранской нефти, поставляемой из порта Бендер-э-Аббас» (портовый комплекс «Шахид Реджаи»). От сопряжения газопровода «Мир» с «Китайско-пакистанским экономическим коридором» все три стороны получают выгоды стратегического характера. Тегеран решает вопрос диверсификации экспортных маршрутов своих энергоносителей и получает выход как на рынки Южной Азии, так и перспективу продолжения трубопровода до китайской территории. Этот прорыв оценивается Тегераном настолько высоко, что в своём недавнем выступлении по поводу перспектив газового экспорта министр нефти Ирана Бижан Зангане особо подчеркнул, что главным приоритетом в этом вопросе руководство Ирана считает не Европу, а азиатские рынки, подразумевая очевидные перспективы сотрудничества в этой сфере с Китаем и создавая задел для решения наиболее острой проблемы — привлечения многомиллиардных инвестиций в модернизацию нефте- и газодобывающей отраслей Ирана.

Теперь картина ирано-китайского стратегического партнёрства приобрела частично законченный формат. Разумеется, что это не входит в интересы США, да и Западной Европы — там рассчитывают «подмять под себя» имеющиеся и потенциальные мощности топливно-энергетического комплекса Ирана, а Тегеран (отметим — вслед за РФ) сейчас видит свой приоритет в экспорте нефти и газа в Китай и далее в Азиатско-Тихоокеанский регион. Но в Аденском заливе Иран и Китай уже взаимодействуют в военно-морской сфере, а «примеривание» китайских военных судов к Бендер-э-Аббасу показывает, что круг интересов КНР распространяется и на Персидский залив, да и на весь Ближний Восток. И всё перечисленное даёт основания считать, что совместные заявления Роухани и Си Цзиньпина от 22 января не были простой данью красноречию восточной дипломатии.

Ближневосточная редакция EADaily

Постоянный адрес новости: eadaily.com/ru/news/2016/01/31/vstrecha-si-czinpina-s-ayatolloy-hamenei-kitay-i-iran-ukreplyayut-evraziyskuyu-os
Опубликовано 31 января 2016 в 11:22