Строительство в Иордании российскими атомщиками первой в этой арабской стране АЭС неуклонно приобретает трёхсторонний характер. Помимо самого заказчика станции в лице иорданского правительства и застройщика энергообъекта, «Росатома», к масштабному проекту подключается китайская сторона. Поднебесная хотя и переживает не самые лучшие экономические времена, но готова разделить часть финансового бремени, связанного с возведением АЭС.
В ходе недавнего многодневного ближневосточного турне председателя КНР Си Цзиньпина стало известно, что Иордания рассчитывает подписать контракт с «Росатомом» до конца 2017 года. Об этом сообщил глава Комиссии по атомной энергии страны Халед Тукан. По его словам, участники проекта находятся в финальной стадии обсуждений, например, по части согласования цены на электроэнергию, которая будет производиться на будущей АЭС.
Капитал проекта планируется разделить между тремя странами. Доли участия Иордании, России и Китая пока окончательно не определены — вопрос находится в переговорной стадии. Но уже сейчас понятно, что без привлечения кредитных средств, в том числе и от негосударственных инвесторов обойтись вряд ли удастся.
Напомним, тендер на строительство иорданской АЭС «Росатом» выиграл ещё в ноябре 2013 года. Тогда российская корпорация обошла основного конкурента — японско-французский консорциум Mitsubishi Heavy Industries — Areva. Затем иорданцы взяли продолжительную паузу до заключения окончательного контракта, которая затянулась до настоящего времени. Единственными ощутимыми сдвигами на пути реализации проекта стали подписания в сентябре 2014 года и марте 2015-го соответственно прединвестиционного контракта и межправительственного соглашения о сотрудничестве в сооружении АЭС.
Предварительные технические мероприятия стартовали ещё с конца 2014 года, когда стороны условились разработать, в частности, схемы водоохлаждения перед началом непосредственных работ на стройплощадке. Но главным вопросом, как, впрочем, и в других подобных зарубежных проектах, где на первых ролях выступает «Росатом», был и остаётся финансовый. Изначально Амман и Москва обсуждали возможность создания совместного предприятия, в котором иорданской стороне принадлежало бы 51% акций, а «Росатому» — 49%. Однако дальнейшая событийность сместила акценты с такого двустороннего финансового самообеспечения проекта.
Строительство двух энергоблоков в провинции Эз-Зарка Хашимитского Королевства мощностью в 1000 МВт каждый оценивается в около $ 10 млрд. Примерная стоимость возведения одного блока в $ 5 млрд — стандартная в таких случаях. Так, ранее заключённые «Росатомом» контракты с турецким и египетским заказчиками также отталкивались в своих предварительных расчётах от 5-миллиардной затратности возведения одного энергоблока. Весь вопрос в том, на кого ложится эта внушительная инвестиционная нагрузка.
Проекты «Росатома» в Турции и Египте практически идентичны по своим техническим параметрам — в обеих странах российская сторона взялась соорудить и обеспечить эксплуатацию четырёх энергоблоков суммарной мощностью 4800 МВт. Отличия есть и остаются в источниках привлечения капиталовложений и, с недавнего времени, в геополитических рисках, углубление которых может привести даже к выходу российских атомщиков из одного проекта. Речь о Турции, действия которой с осени 2015 года приобрели откровенно враждебный по отношению к России характер, абсолютно не вяжущийся с реализацией столь масштабных экономических начинаний совместного характера. А ведь российская сторона в своё время согласилась предоставить турецкому правительству беспрецедентно выгодные финансовые условия. В роли инвестиционного донора постройки АЭС «Аккую» в Турции выступил госбюджет России.
С Египтом российские атомщики пошли по другому пути финансового сопровождения подписанного контракта. Москва предоставит Каиру государственный экспортный кредит на сооружение первой в «стране пирамид» АЭС. Россия берёт на себя до 80% всего объёма финансирования атомного проекта в египетском Дабаа (в 140 км к западу от Александрии).
Иорданский вариант примерно в два раза менее затратен, но «тянуть» сразу три атомных проекта на Ближнем Востоке, даже в случае вероятного срыва в Турции, «Росатому» теперь явно в обузу. На повестку дня встал вопрос поиска инвестиционного партнёра, на роль которого и претендуют китайцы.
С осени прошлого года проговаривается возможность участия банков КНР, которые обеспечат финансирование иорданской АЭС на 50%, что, в свою очередь, сделает возможным получение китайской стороной 30-процентной доли в общем проекте (1). Эта доля охватит и поставки неядерного оборудования. «Росатом» с паем в 35% выступит генподрядчиком и поставщиком реактора. Правительству Иордании причитаются остающиеся 35%.
Для российской госкорпорации обращение за финансовым содействием ко второй экономике мира с крупнейшими валютными резервами аналитики назвали во многом вынужденной мерой. Но данная «вынужденность» сулит не только ускорение реализуемости масштабных экономических проектов, но и геополитические дивиденды, востребованность которых для мировых держав в нынешние неспокойные времена ближневосточного региона имеет свою особую цену.
Китай — единственное из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН государство, которое продолжает воздерживаться от активного военно-политического вовлечения в события на Ближнем Востоке. Народно-освободительная армия КНР ни в «одиночном разряде», ни в коалиционном режиме не принимает участия в борьбе с «Исламским государством». На то у Пекина есть масса причин. Ему хватает проблем на своих сухопутных и морских границах, вблизи которых развёрнуты внушительные группировки геополитических противников Поднебесной. Территориальные споры в акватории Южно-Китайского моря, неспокойный Корейский полуостров, сложнейшие отношения с Японией и, конечно, затяжной конфликт с отколовшимся от «материка» Тайванем диктуют китайцам концентрацию на проблематике Азиатско-Тиоокеанского региона.
Военному броску Китая на Ближний Восток не способствуют и опасения внутреннего характера. У восточноазиатской державы есть потенциальный очаг дестабилизации с религиозно-экстремистским лицом в собственных территориальных пределах — населённый тюрками, придерживающихся суннитской ветви ислама, Синьцзян-Уйгурский автономный район. Отметим, что выходцы из этого китайского региона широко представлены на сирийском фронте «священной войны» за будущее «всемирного халифата».
Пекин продолжает придерживаться хорошо знакомого курса наращивания своего присутствия в любой интересной ему стратегической точке не военно-политическим, а экономическим и инвестиционным инструментарием. Ближний Восток в этом плане стал не исключением, а подтверждением главной геополитической установки современного Китая. Ближневосточное турне Си Цзиньпина сопровождалось множеством подписанных инвестиционных соглашений, а не военных пактов с государствами региона, что подчеркнуло следование китайцами прежним путём. К примеру, с Египтом, куда китайский лидер прибыл после визита в Саудовскую Аравию, достигнуты внушительные договорённости в экономической сфере.
Торгово-экономические и инвестиционные результаты поездки председателя КНР в три страны Ближнего Востока (Саудовская Аравия, Египет и Иран) с совокупным населением в 200 млн человек впечатляют. Китай предоставит своим ближневосточным партнёрам $ 15 млрд в виде специальных кредитов для поддержки промышленного производства в регионе, $ 10 млрд кредитных средств — на реализацию совместных проектов, прежде всего, в сфере ТЭК, и ещё $ 10 млрд — на развитие торговых связей и транспортной инфраструктуры Ближнего Востока.
Хотя и председатель КНР не посетил в этот раз Иорданию, но на Хашимитское Королевство уже распространён режим наибольшего благоприятствования в отношениях с Китаем. Иорданский монарх Абдалла II был гостем китайцев в сентябре 2015 года и по итогам своего плодотворного визита, как отмечала газета The Jordan Times, поднял отношения со второй экономикой мира до уровня стратегического партнёрства.
Россия ценит позицию Китая по ряду важных для неё международных и региональных проблем, и в этом Пекин старается отвечать Москве взаимностью. Пусть и такая взаимность ограничивается дипломатической поддержкой в ООН и на региональных площадках, а также финансовым вспомоществованием при реализации крупных энергетических проектов. Пока дальше участия в совместных с Россией военно-морских учениях в районе Восточного Средиземноморья, примыкающего к сирийскому берегу, Китай не решается. Были информационные вбросы о переброске китайцами своих ВМС в указанный район с целью постановки кораблей на боевое дежурство, но они не подтвердились практическими шагами Пекина. Вопрос подключения китайцев к антитеррористической коалиции России, Ирана, Ирака и Сирии также не ставится. Впрочем, вновь подчеркнём, и в таком усечённом виде поддержка китайцев весьма важна для россиян. Пока Запад продолжает делать ставку на ослабление и даже экономическое «удушение» России, ожидая от неё уступчивости за разными столами политических переговоров, Китай, хотя и с присущей ему осторожностью, протягивает Москве руку партнёрства.
Применительно к строительству АЭС в Иордании участие Китая делает проект на порядок более «тяжеловесным» в геополитическом отношении, страхует его от возможных внешних рисков. Ибо вовлечение сразу двух мировых держав в одно экономическое начинание в арабской стране Ближнего Востока заставляет многих, и в самом регионе, и на Западе, крепко призадуматься, прежде чем вставлять палки в колёса России.
(1) 30-процентная доля в зарубежных атомных проектах становится для Китая традиционной. Так, в октябре 2015 года, в ходе визита председателя КНР в Великобританию, прояснились намерения китайской стороны вокруг строительства в Соединённом Королевстве новой АЭС. Пекин претендует на 30% в проекте, где на ведущих ролях в качестве генподрядчика французская энергокорпорация EDF.
Ближневосточная редакция EADaily