2015 год в Абхазии был сложным. Как везде. Турбулентность, вызванная кризисом 2014 года, когда от власти был отстранен бывший президент Александр Анкваб, оказывала определяющее влияние на политическую обстановку в течение всего прошлого года.
Однако, после октябрьского съезда оппозиции, который, казалось, станет началом очередной волны ожесточенной борьбы за власть, под конец года политическое напряжение спало, последние месяцы обошлись без потрясений.
Но, в целом, практически бесконечный политический кризис — это отражение более драматичного и сложного процесса — кризиса становления государства и отражение слабости и институтов и функций власти. Проблемы усиливает критическая нехватка ресурсов для развития, что обостряет подковерную борьбу, часто даже не столько за реальное влияние, сколько за кресла как таковые, как за символ власти, а не реальную власть, поскольку за большинством должностей в абхазской государственной иеарархии не стоит никакого ни бюрократического, ни финансового содержания.
В прошедшем году, хотя и не было никаких прорывов, но появились некоторые обнадеживающие тенденции. Правительство страны более или менее успешно искало и находило внутренние источники для пополнения бюджета. На этот год есть амбициозная заявка — вдвое поднять объем внутренних доходов страны. Это, пожалуй, один из немногих обнадеживающих результатов ушедшего года.
Еще один позитив — результаты туристического сезона 2015-го. По мере развития экономического кризиса и ухудшения международной обстановки, число россиян, которые отправятся на отдых в Абхазию, должно расти. Скорее всего, в этом году с этим тоже будет неплохо.
Сейчас, на стыке 15-го и 16-го годов, позиции власти вроде бы усиливаются. Стало меньше признаков внутренних противоречий в разношерстной околовластной команде, обнадеживают и некоторые кадровые решения. Например, назначение министром внутренних дел амбициозного и резкого Леонида Дзяпшба, который «железными рукавицами» взялся за наведение порядка. Общественный запрос на это был очень высок.
С начала прошлого года, да и до этого, проблемы сыпались как из рога изобилия. Конфликты в среде силовиков, отставки, нарастающая активность оппозиции, безденежье.
Ждать в новом году стабильности во внутриполитической жизни, не стоит. В Абхазии, в последние лет десять как минимум, такого не бывает. Но можно предположить, что традиционная для политической жизни страны повестка претерпит изменения. В течение многих лет, начиная с 2004 года, власть оспаривают между собой две группы политиков из «традиционной» политической элиты, выросшей в период президентства Владислава Ардзинба. Этот формат однозначно выдыхается. И сейчас заметно, что несмотря на попытки оппозиции атаковать власть с «опережением графика», какую-то внятную повестку для общества политики разработать не смогли. Политическая борьба все больше напоминает личные разборки, в которых не может быть конструктива.
На этом фоне в новом году однозначно усилятся позиции новых политических сил, а в некоторых случаях и новых-старых политических сил, но с новой повесткой. Во-первых, уже зримо можно наблюдать процесс интеграции в политический процесс нового поколения активных людей. Во-вторых, заявившие в прошлом году о себе партия «Айнар» и общественная организация «Апсадгъыл» имеют зачатки идеологических платформ. Так или иначе, политический процесс в новом году в Абхазии будет намного разнообразнее, чем раньше. И блоку традиционных оппозиционных сил, основную роль в котором играет крупнейшая оппозиционная партия «Амцахара», придется бороться за власть в конкурентной среде.
Рост конкуренции в политической среде и развитие новых политических сил, которые неизбежно по отдельным вопросам текущей повестки будут находиться в оппозиции к действующей власти, может усилить по факту позиции президента Рауля Хаджимба. Потому что традиционная оппозиция настроена на осуществление реванша, то есть досрочной смены власти. Вряд ли другие политические силы поддержат эти идеи. Да и внутри блока оппозиционных сил собраны политики с диаметрально разными подходами к конкретным вопросам повестки. Их объединяет надежда добиться смены власти. Если станет понятно, что этот план можно реализовать только в долгосрочной перспективе, блок может рассыпаться.
Год, если повезет, будет стабильным. Может, обойдется без революции и поздравлять жителей страны с новым, 2017-м годом будет нынешний президент. Но усиливающаяся идеологическая поляризация в обществе делает атмосферу в абхазской политике невыносимой.
Раздел традиционной политической и бюрократической элиты на два разных фланга, произошедший в 2004 году, принято считать «расколом» прежде монолитного абхазского общества. Но можно этот «раскол» считать точкой отсчета формирования фактически двухпартийной системы, и это тоже будет правильно. В конце концов, в современной стране трудно представить себе тот уровень политического и идеологического единства, который в Абхазии был во время войны, когда общество объединилось для борьбы с врагом. Такого больше быть не может.
Но происходит более опасный процесс радикализации общественного сознания. Мы знаем, что это всегда следствие «разрушения мечты», в случае с Абхазией укрепляющегося понимания в обществе о том, что прорывов быть не может, а жизнь будет трудной и иногда беспросветной.
«Кавказскую Швейцарию» так скоро, как планировалось, построить не получится. К этому добавляется понимание в обществе глубины проблем — социальных, демографических, экономических и т. д. Все эти проблемные узлы очень сложные.
К этому стоит добавить то, что в стране в принципе не сложился некий общий концепт, понятная и легитимная в общественном сознании модель развития страны. В абхазском случае это очень важно, так как только «глобальный консенсус» по основным путям развития страны может обеспечить относительную стабильность в политике.
В результате этого «поиска смыслов» возникает не диалог, а противостояние. Отдельные группы политиков, активистов, выработав в своей узкой среде собственное видение смыслов абхазского будущего, начинают воспринимать его как единственно верное, и соответственно, все другие видения воспринимать как «опасную ересь». Поэтому споры о совершенно тактических вопросах политической и экономической повестки начинают обретать дикое ожесточение. Это прямой путь к гражданскому противостоянию, особенно если учитывать крайне сложную социальную ситуацию и уровень апатии в обществе.
«Разочарование в будущем», как мы можем видеть по другим примерам, в других не столь далеких от Абхазии странах, может иметь своими последствиями и «поиск врагов» тех, на кого можно переложить ответственность за «крушение мечты». В разных культурах содержание таких процессов бывает разным. Но всегда виноват «чужой», кто-либо не имеет отношения к конкретной культуре и стране, либо в ней не до конца свой. В Абхазии трудно усмотреть какие-либо заметные проявления роста националистических настроений, скорее, негатив фокусируется вокруг отношений с Россией, где есть целый комплекс сложных вопросов.
Их сложность, впрочем, прямо вытекает из системных проблем абхазского государственного механизма. Отсутствия того самого «глобального консенсуса» о будущем; отсутствия профессиональной управленческой структуры в государстве; отсутствия экспертного сообщества как комплекса институтов. Стоит добавить также очень серьезное влияние на общественное мнение частных мнений огромного количества людей, не имеющих никакого отношения ни к политической, ни к экспертной среде, не являющихся специалистами ни в экономике, ни в демографии, ни в каких-либо других вопросах, которые они обсуждают. По сути, в обществе бесконечно ретранслируются фобии и страхи самого широкого круга людей, и это очень негативно влияет на атмосферу в стране. Такая особенность предельно узкого пространства жизни, каким является Абхазия.
Что касается российско-абхазских отношений, то в Абхазии это всегда часть внутриполитического дискурса. И понятно, почему. Потому что объективно пока единственное окно в мир — это Россия.
Отношения между Сухумом и Москвой в прошлом году были не плохими или хорошими, они были разными. Я не буду приводить тут перечень конкретных информационных поводов и оценивать их, попробую проговорить лишь некоторые общие нюансы ситуации.
Мы нередко наблюдаем напряженность при обсуждении конкретных тем российско-абхазского дискурса. Но глубокий разбор вопросов почти всегда заменяет поверхностная полемика на уровне «за» и «против».
На самом деле, проблемы глубже. Одна из них — принципиально различающиеся эстетики жизни в сверхмалом и большом государстве. В Абхазии все процессы предельно персонифицированы, в этой стране нет институтов, есть конкретные персоны, которые олицетворяют институты. Все решения принимаются между людьми, причастными к институтам, это всегда личный диалог и борьба между влиянием не безжизненных механизмов, а конкретных людей, которые состоят в конкретных отношениях с другими людьми. Эту основу абхазский мир несет и во взаимоотношения с Россией, которые из Сухума кажутся комплексом отношений и договоренностей с другими людьми. Российская же система — это мир холодных межведомственных отношений. Столкновение этих, совершенно разных миров, неизбежно несет противоречия, которые легко бы регулировались, если в Абхазии была бы эффективная, современная управленческая вертикаль, знакомая с правилами игры большого мира.
2016-й год для Абхазии будет, очевидно, сложным, без прорывов. Как мы и написали выше, можно предположить, что в общем, политическая обстановка будет нестабильной, но не революционной. Продолжится процесс строительства новых политических сил. Будут «перезагружаться» под грядующие выборные кампании и традиционные политические силы.
Отношения с Россией будут, как обычно, не без противоречий, но стабильными. Основной для взаимопонимания Москвы и Сухума в новом году будет сложная внешняя обстановка.
«Шанс» в новом году выпадет только один — это возможно, очень удачный туристический сезон. Внешняя сложная обстановка как раз таки способствует визитам миллионов новых туристов.
Антон Кривенюк, специально для EADaily