22 года назад в Абхазии закончилась война. На стыке сентября и октября, выросшие из ополчения Вооруженные силы Абхазии изгнали за пределы республики выросшие из криминалитета грузинские войска. Вслед за ними, в течение нескольких последующих месяцев, республику покинуло и этнически грузинское население.
В мире в последние десятилетия все меняется настолько быстро, что события первой половины 1990-х сегодня уже дела давно минувших дней. Поэтому в этой статье обсуждать будем не прошлое, а будущее.
За последние 22 года не изменилось только одно обстоятельство: никуда не делся грузино-абхазский конфликт. Глобальный этнокультурный спор о территории продолжается. Только уже по большей части без автоматных очередей. Здесь все понятно. Грузия будет искать и ждать следующего исторического шанса для покорения территории, Абхазия будет стараться использовать уже удачно выпавшие шансы для того, чтобы сохранить потомкам победу 90-х.
Положение Абхазии в этом глобальном споре выглядит стабильно. Как бы быстро не текло время, аналогии с прошлым в кавказском регионе мы всегда можем найти. Для стабильности нужна хорошая внешняя поддержка. Абхазский проект изначально искал внешние опоры в России, и смог их найти. Грузия преуспела в этом меньше, но и, тем не менее, за ней поддержка Запада и НАТО.
И на самом деле такое положение хорошо как для Сухума, так и для Тбилиси. Военный паритет создает мир и стабильность. Это, конечно, не столь «качественный мир», но как все может быть в условиях отсутствия зримой внешней поддержки в этом регионе, мы видим сейчас на примере Нагорного Карабаха, где впервые за последние двадцать с лишним лет, при обстрелах армянской территории азербайджанскими войсками была применена артиллерия. Конфликт «разгерметизируется». Издержки могут быть невероятно велики.
На этом вопрос грузино-абхазских отношений, в общем, можно закрыть. Нужны слишком серьезные геополитические сдвиги, чтобы текущая реальность пришла в движение.
Поэтому поговорим об Абхазии «изнутри».
Как бы это пафосно ни звучало, но самым главным достижением абхазского проекта за истекшие 22 года является мир. Сохранить мир удалось в 90-х, хотя война могла возобновиться каждый день. Мир удалось сохранить и в первой половине нулевых, несмотря на то, что политика Грузии, направленная на эскалацию конфликта стала осмысленней и эффективней. Абхазии удалось воспользоваться историческим шансом и получить признание России, «зацементировав» политическую реальность на долгосрочную историческую перспективу.
Вообще, оглядываясь назад, удивляешься тому, что Абхазия при всем том, что эту систему жизни легко можно назвать «организованным хаосом» в достижении глобальной цели последних десятилетий — достижении политической независимости — была абсолютно последовательна. Изначальная ориентация на поддержку России даже тогда, когда Москва совершенно не планировала помогать. Предельный максимализм в постановке долгосрочных стратегий — с 1993 по 2008 годы, лишь небольшие тактические уступки по ряду вполне технологических вопросов тогдашней повестки дня. И все это несмотря на постоянную военную угрозу тех лет.
Это дало свои плоды.
Но в строительстве собственно государства, как совокупности инструментов организации жизни в стране, абхазский проект, конечно, успешен не был. Впрочем, на постсоветском пространстве вообще практически нет «успешных». Если, конечно, не считать за успех монтаж ночной иллюминации в курортных городах или строительство трех небоскребов в какой-нибудь нищей стране.
Но в случае с Абхазией есть некоторые особые обстоятельства, которые могут и в будущем тормозить внутреннее обустройство жизни. Очень простые вещи на самом деле.
Демография в первую очередь. Абхазия и до войны не была перенаселенным регионом. Теперь же здесь живут 250−300 тысяч человек, население провинциального российского города, раскиданное вдоль 200 километровой черноморской береговой зоны. Что из этого следует?
Две важные вещи. Во-первых, не «заводится» внутренний рынок, не возникает полноценный потребительский рынок, а отсюда море проблем. Экономики как таковой нет, внутренние ресурсы скудны, возможностей для частной самореализации совсем не много. Несколько вытягивает курортный бизнес, в течение нескольких месяцев в году он подогревает потребительский рынок и вообще благотворно влияет на местности, куда в летние месяцы приезжает много людей.
Однако со времен Советского Союза в памяти населения сохранился совершенно другой концепт Абхазии, субтропического рая огромной страны. Где были деньги, белые санатории, самые влиятельные люди Союза, совхозы-миллионеры, двухэтажные дома, самолет за 36 рублей до Москвы и пр. и пр.
Теперь же идет в каком-то смысле противоположный процесс. Формируется уклад тихой, захолустной довольно-таки, недорогой приморской провинции, где вкусные фрукты, довольно бедные люди и огромное разнообразие не урбанизированных природных ландшафтов. Здесь небольшие домашние отели, море чачи, разруха в восточных, удаленных от курортов районах. А хорошо жить можно только за счет курортного бизнеса, либо смежных с ним отраслей — возить туристов на водопад, выращивать для них форель или, в конце концов, продавать им вино. И все всегда будет теперь только так. Во многом сохранению такого положения дел способствует «тупиковость» страны, оставшаяся в наследство от войны. Абхазия сегодня не порт пяти морей. Дороги доходят до границы с Грузией и уходят будто в никуда. Через страну теперь не проходят большие магистрали, а в сухумский порт не заходят белоснежные круизные лайнеры.
Многие в Абхазии меж тем внутренне с таким положением дел не согласны. Они требуют от страны развития — дорожных развязок, новых институтов, новых жилых кварталов, личных перспектив, восстановления аэропорта, на худой конец. Но всего этого не может быть в 300-тысячной стране. А «300-тысячность» — это неизменяемая данность. Это тот демографический баланс, который позволит, может быть, мы еще точно этого не знаем, сохраниться абхазской культуре. И уже хотя бы поэтому неоткуда взять дополнительные сотни тысяч человек, необходимых для того, чтобы «завести» рынки. А значит, при нашей жизни все будет только так.
Из демографии вытекает и другой важный момент. Здесь никак не возникнет и, видимо, не может возникнуть классическая схема взаимоотношений государства и общества. В маленькой стране государство — это не институты, безличные и холодные организмы, а люди. Здесь все решают отношения людей, а не систем. Власть — это не институт, это группа вполне конкретных персон. Поэтому не возникает правовой культуры. И, видимо, придется изобрести велосипед, если абхазское общество не хочет, а оно не хочет, жить в стране латиноамериканского формата. Но каким будет этот велосипед, мы пока не знаем. Возможно, это будет какой-то общественный договор, может быть, произойдет какая-нибудь авторитарная революция, которая запустит модернизационный проект. Пока ничего такого нет. И нет понимания в обществе, каким путем идти. Элиты слабые, разрозненные и, что хуже, за редкими исключениями без необходимого интеллектуального и профессионального для жизни в современной стране багажа.
Поэтому вернемся к данности. Абхазия через 22 года после окончания войны — это формирующееся пространство спокойной довольно таки, не несущей никаких внешних угроз, захолустной страны с очень своеобразной, но интересной внутриполитической жизнью. Хорошо это или плохо — спорный вопрос. Скорее, даже эстетический. Что важнее, внутренне это очень свободная страна.
Антон Кривенюк, специально для EADaily