Торжественное открытие нового здания Московской соборной мечети с участием глав государств стало для председателя Совета муфтиев России (СМР), муфтия Равиля Гайнутдина триумфом за все время его карьеры. Раньше на организуемые им мероприятия, в лучшем случае, приходил какой-нибудь чиновник из Кремля, и то не всегда. В этот же день своим визитом открытие мечети почтили президенты России, Турции и Палестинской автономии, руководители национальных республик России — Татарстана, Чечни, Дагестана, Ингушетии и Башкирии.
Тут, конечно, нужно отметить, как еще в августе в пресс-службе Гайнутдина заявляли, что на открытие мечети прибудут лидеры Иордании, Катара, Кувейта, Саудовской Аравии, Киргизии, Азербайджана, Туркменистана, Таджикистана, Ирана и Узбекистана, будут также делегации из Чада, Судана, Индии, США, Ливии и Ирака. В общей сложности, ожидалось участие гостей из 23 стран. И вот — всего три президента. Чем объяснить такой конфуз? Я не исключаю, что Гайнутдин, направляя приглашения главам зарубежных стран, просто не согласовал это с МИД России. А такие вещи для муфтия-политика недопустимы.
Хочется сказать несколько слов про выступление Гайнутдина на открытии мечети. Во-первых, про его заявление, что Россия является правопреемницей Золотой Орды и оказала позитивное влияние на русскую государственность. Знаете, трактовать опустошительное нашествие монголов на Русь в 1237—1240 годах, регулярные набеги на протяжении всех последующих 200 лет ига (даже если называть его по-новому тренду «феодальной зависимостью») как «положительный момент» может только абсолютный циник.
Кроме того, Гайнутдин в своей речи приписал Владимиру Путину, что тот называл Россию «мусульманской страной». Здесь московский муфтий, фактически, подставил президента России, поскольку в столь категорично-утвердительной форме Путин этого не говорил. Очевидно, что Гайнутдин по-своему интерпретировал слова из речи Путина 2003 года во время визита в Малайзию, где российский лидер, объявляя о желании Москвы вступить в качестве наблюдателя в «Организацию исламской конференции», сказал, что «Россия в известной степени может считаться частью мусульманского мира, поскольку в ней проживает около двух десятков миллионов мусульман и они не иммигранты, а граждане нашей страны».
В этот раз Путин, выступавший после Гайнутдина, тактично не стал опровергать приписываемые ему заявления, предпочтя больше говорить о важности открытия мечети и проблеме террористической организации ИГИЛ*, дискредитирующей ислам, как религию. Наконец, Гайнутдин накануне открытия мечети во время встречи с сирийским послом в Москве заявил от имени российских мусульман, что он солидарен с действиями России по поддержке Сирии в войне с террористическим интернационалом: «Мы, мусульмане России, являясь гражданами своей страны, убежденно поддерживаем усилия нашего государства по стабилизации обстановки в Сирии, по противодействию экстремизму».
Это слышать от Гайнутдина было особенно странно, поскольку в 2011 году он благословил и поддержал свержение Муаммара Каддафи в Ливии. Теперь же муфтий решительно выступает против подобного же сценария в Сирии. Также можно напомнить, что функционеры СМР в 2012—2013 годах, когда в Сирии уже шла война, настойчиво доказывали и убеждали в СМИ в необходимости Москвы поддерживать не Башара Асада, а оппозицию. Т. е. поддержать свержение законного правительства в Сирии под тем предлогом, что этот великодушный жест позволит расположить исламистов Ближнего Востока в пользу России.
Сейчас об этом в СМР стараются помалкивать и поддерживать свержение Асада ради «завоевания симпатий угнетаемых тиранией мусульман Востока» не просят. Наоборот, заявляют о солидарности с политикой России по помощи Сирии. Впрочем, политическое хамелеонство давно является визитной карточкой СМР. Уверен, что через некоторое время, если ситуация изменится, свои слова московский муфтий легко дезавуирует.
Что касается нового здания Соборной мечети, то оно, конечно, впечатляет своим величием, внешним и внутренним убранством. Но пусть в меня, мусульманина, полетят гневные упреки — абсолютной радости от ее открытия у меня нет, а есть очень большая горечь на душе. Ведь мы, татары, знаем, что эту мечеть Гайнутдин построил за счет сноса прежнего исторического здания, построенного в 1904 году татарским купцом Салихом Ерзином. Это был прекрасный памятник татарской архитектуры 20 века, а в 2011 году его снесли бульдозерами: задолго до вандализма ИГИЛ* в Сирии и Ираке вандализм наблюдали в Москве. И сколько бы ни было попыток оправдать этот снос (то необходимостью отстроить большую мечеть, то отклонением от направления на Каабу), все они не являются убедительными. Вот почему новую Соборную мечеть многие татары воспринимают уже не как «татарскую», а как «кавказскую», поскольку финансировал работы (и, соответственно, снос прежнего здания) дагестанский олигарх Сулейман Керимов. Думаю, что эта обида на Гайнутдина среди татар останется надолго.
Хочу отметить, что в условиях раздробленности российской мусульманской уммы в России политический вес каждого из муфтиев определяется количеством мечетей, которые находятся в его подчинении. То есть, когда перед тобой стоит муфтий и говорит «от имени мусульман», надо понимать, что он говорит только от имени тех мусульман, которые духовно находятся в его подчинении. В России свыше 80 муфтиев, и из них есть только пятеро, которые по числу входящих в их юрисдикцию мечетей достигли того уровня, чтобы претендовать на статус федеральных.
В эту пятерку входит глава Координационного центра мусульман Северного Кавказа Исмаил Бердиев (3000 мечетей, 2500 — на территории Дагестана), у которого лишь формально в подчинении находится муфтий Дагестана Ахмед Абдуллаев, но в реальности дагестанский муфтият — это самостоятельное ДУМ; муфтий Татарстана Камиль Самигуллин (1500 мечетей); верховный муфтий России Талгат Таджуддин (1200 мечетей) и глава Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин (700 мечетей). Обычно с этими пятью муфтиями и встречается ежегодно российский президент. Соответственно, нетрудно подсчитать, что Равиль Гайнутдин представляет всего 16% мусульман страны. Согласитесь, это очень скромно.
Единственное преимущество Гайнутдина — это его географическое положение: он находится в Москве. Это упрощает доступ к посольствам мусульманских стран, можно быть приглашенным на официальный прием в Кремль, да и федеральным чиновникам проще иметь дело с москвичом Гайнутдином, чем ехать в Казань, Уфу или Махачкалу. Чтобы укрепить свое преимущество, Гайнутдину было важно отстроить крупную мечеть в Москве (строительство продолжалось 10 лет и обошлось в $ 170 млн). А участие Владимира Путина, где он совместно с Гайнутдином открывает мечеть, — это очень важное послание остальным муфтиям: видите, на мои мероприятия приходит сам глава России! Тем более, что из-за плотного графика Путин не часто жалует муфтиев посещением организуемых ими мероприятий: мне на память приходит только несколько таких визитов, и все они были именно к Талгату Таджуддину — в 2003 и в 2013 году.
Что касается остального, то недавний «ребрендинг» ДУМЕР в ДУМ РФ, которое приходит на смену СМР, абсолютно не решает проблему субординации в муфтияте Гайнутдина. Например, для муфтия Саратовской области Мукаддаса Бибарсова или муфтия Северной Осетии Хаджимурата Гацалова муфтий Гайнутдин не начальник. При этом кругом завистники — например, в затылок Гайнутдину дышит его первый заместитель, крайне амбициозный Дамир Мухетдинов, который явно воспринимает себя как преемника. Основная паства Гайнутдина — это не татары, а мигранты, временная публика…
Именно поэтому триумф Гайнутдина в связи с открытием Московской соборной мечети выглядит сегодня пирровой победой, а сам он «калифом на час». Компенсировать свой низкий политический вес в среде российских муфтиев ему пока так и не удалось.
Раис Сулейманов, эксперт Института национальной стратегии, исламовед
*Террористическая организация, запрещена на территории РФ