Еще совсем недавно считалось, что на фоне новой геополитической ситуации, сложившейся в связи с украинским кризисом и ухудшением отношений между Западом и Россией, перспективы урегулирования замороженных конфликтов на постсоветском пространстве, отошли на задний план. Поэтому несколько неожиданным могло показаться высказывание главы МИД РФ Сергея Лаврова, который в интервью СМИ заявил, в частности, что «карабахский конфликт перезрел», и что российская сторона будет делать всё для «развязки этого очень сложного, но поддающегося решению кризиса». При этом Лавров считает, что возможность найти основу для продвижения карабахского урегулирования имеется. Одновременно он заявил: «Мы за то, чтобы нормализовались армяно-турецкие взаимоотношения, чтобы был решен карабахский конфликт и тем самым нормализовались армяно-азербайджанские отношения».
Это выглядит, на первый взгляд, довольно загадочно. Никаких подвижек в процессе переговоров, ведущихся в рамках Минской группы ОБСЕ странами-сопредседтелями (РФ, США, Франция) и сторонами противостояния, нет, как нет их в деле армяно-турецкой нормализации. Напротив, во второй половине прошлого и в начале нынешнего года обстановка на линии соприкосновения в Карабахе и на армяно-азербайджанской границе зримо ухудшилась. Сообщения о взаимных обстрелах, действиях разведывательно-диверсионных групп, существенных потерях с обеих сторон стали едва ли не ежедневными. Нет и сведений о каких-либо новых миротворческих предложениях, способных оживить ход переговоров, которые едва ли не десять лет вращаются вокруг известных «Мадридских принципов». Ереван утверждает, что, в целом, согласен с ними, а Баку выступает против, поскольку одним из пунктов этого документа предусматривается проведение в перспективе референдума о статусе самопровозглашенной Нагорно-Карабахской Республики.
Поэтому оптимизм главы российской дипломатии может показаться непонятным. Ведь на данный момент очевидно, что карабахский конфликт имеет две перспективы: либо очередная война, которая мгновенно примет характер армяно-азербайджанской, и Москва, как союзник Еревана по ОДКБ, вынуждена будет вмешаться, либо — запуск «Мадридских принципов» вопреки позиции Баку. Оба этих «выхода» выглядят совершенно невозможными. И, кстати, ранее Сергей Лавров говорил, что «мы даже мысли не можем допустить, что конфликт может перерасти в горячую фазу». Но при этом глава МИД РФ как бы солидаризировался с мнением США и Франции, которые говорят о недопустимости сохранения существующего статус-кво. То есть, «худой мир» уже перестал удоволятворять и стороны, и посредников, но он все еще лучше «доброй войны». Тогда зачем видоизменять или нарушать статус-кво? Создается впечатление, что с недавних пор Москва вкладывает в содержание миротворческих усилий собственное содержание.
На Ближнем с Среднем Востоке назревают различные конфигурации новых ситуативных и стратегических альянсов. Одним из них может стать наметившееся сближение России с Турцией и Ираном. По словам министра экономического развития РФ Алексея Улюкаева, уже до конца 2015 года Москва и Анкара могут выйти на подписание соглашения о зоне свободной торговли (ЗСТ). Весьма широкие возможности для развития экономического взаимодействия предполагает и возможное снятие (облегчение) международных санкций против ИРИ. О настрое Москвы в отношениях с Тегераном можно судить одним лишь решением Владимира Путина отменить эмбарго на поставку Ирану комплексов С-300. Перспективы подобного широкого тройственного экономического, финансового и инвестиционного сотрудничества выглядят настолько привлекательными, что им вряд ли помешает даже недавняя нервная реакция Анкары на визит в Ереван российского лидера для участия в мероприятиях в связи со 100-летием Геноцида армян в Османской империи. Более того — представляется, что подобным демаршем Анкара просто пытается «набить себе цену» в свете ведущихся переговоров вокруг ЗСТ. И в Москве это явно понимают — пресс-секретарь главы России Дмитрий Песков сразу заявил, что высказывания турецкого МИД в связи с поездкой Путина в Армению никак не скажутся на двусторонних отношениях.
Также неслучайными стали слова президента Армении Сержа Саргсяна, который буквально за день до начала траурных мероприятий в Ереване сказал, что Армения и Турция должны так или иначе нормализовать двусторонние отношения, и если Анкара ратифицирует соответствующие протоколы, парафированные в 2009 года в Цюрихе, то за Ереваном дело, как говорится, не станет — несмотря даже на то, что ранее армянский лидер отозвал эти документы из Национального собрания республики. Однако подпись под ними отзывать не стал, что весьма симптоматично. Более того — Серж Саргсян вновь повторил, что Армения не ставит перед Анкарой никаких предусловий, включая даже признание факта Геноцида. Юридически тут всё безупречно, однако момент для подобных высказываний был выбран весьма неоднозначный. Но именно это и стало очень сильным сигналом с армянской стороны о готовности возродить процесс примирения. Почему?
Следует четко понимать, что намерения Москвы, Анкары и Тегерана развивать тройственное региональное взаимодействие останутся не более, чем декларациями о намерениях, пока в орбиту российского влияния прочно не вернется Азербайджан. Именно эта страна — благодаря, в частности, своему географическому положению — является истинным ключом к Закавказью. И если, например, вступление Армении в ЕАЭС носило, в первую очередь, политический характер, то Азарбайджан с его 10-миллионным населением, богатыми углеводородными ресурсами и ключевым положением на основных международных транспортно-энергетических путях — представляет куда большую ценность для Евразийского Союза, Турции и Ирана. Можно предположить, что сегодня Москва и Баку начинают осторожно прощупывать взаимные подходы к данному вопросу, чему, отметим, в немалой степени способствует и зримое охлаждение отношений Азербайджана со странами Запада.
Присоединение Баку к возможному альянсу Москва-Анкара-Тегеран (разумеется, Турция лишь приветствовала бы подобное развитие событий) позволило бы не только решить вопрос о масштабной реализации российских интересов на Южном Кавказе и Ближнем Востоке. Это могло бы очертить новую конфигурацию в области перспектив разрешения карабахского конфликта. Открытие всех границ в регионе, ликвидация сохраняющейся блокады Армении (что невозможно без армяно-турецкого примирения) постепенно вывели бы процесс из военной плоскости в область чистой политики и экономических интересов. Это, конечно, не значит, что статус Нагорного Карабаха будет в одночасье определен. Такое, думается, просто невозможно. Однако можно представить, что самопровозглашенная республика стала бы своего рода «свободной экономической зоной» в рамках ЕАЭС (подобно тому, как Карабах был выведен из подчинения Азербайджану и переподчинен непосредственно Москве в 1989 году). Безусловно, новое положение НКР должно быть гарантировано всеми заинтересованными сторонами, и в первую очередь — Россией. Что, в свою очередь, означает вероятность ввода в зону конфликта международного миротворческого контингента, например, в виде подразделений ОДКБ. В любом случае «перезрелый» конфликт лежит бревном на пути региональной переформатизации, и в этом смысле статус-кво и впрямь никак не приемлем — и не для Вашингтона и Парижа, а именно для Москвы.
Есть все основания считать, что заявления Сержа Саргсяна о готовности Армении продолжить нормализацию отношений с Турцией были сделаны именно в свете всех указанный выше обстоятельств — Армения, как верный союзник России, встраивается в новую стратегию российской стороны по снятию ограничительных линий, стабилизации и умиротворению закавказского региона. Иран, предложивший в свое время региональное сотрудничество в формате «3+3» (Россия, Иран, Турция + Азербайджан, Грузия, Армения), скорее всего, поддержит усилия Москвы. Слово за тюркским тандемом — Азербайджаном и Турцией, которые должна смириться с армянским фактором, строить свою политику не из приоритета его уничтожения, а из неизбежности признания и взаимной кооперации.
Гай Борисов, политический обозреватель EADaily.