Теракты в Париже 7 января и в последующие дни могут внести существенные изменения в ближневосточную политику Франции. В президентство предыдущего и нынешнего хозяинов Елисейского дворца Франция заметно активизировалась на пространстве Большого Ближнего Востока. Некоторые успехи в обширном регионе, например, в виде создания военной базы в ОАЭ и операции экспедиционных сил в Мали, ввели французские власти в заблуждение. В Париже посчитали, что проецированием силы на отдалённые от себя Ближний Восток и Северную Африку Пятая республика обеспечивает безопасность в своих непосредственных границах. Этот претенциозный подход напомнил известную формулу немецких внешнеполитического и военного ведомств, в начале «нулевых» утверждавших, что «оборона Германии начинается в горах Гиндукуша» на границе Афганистана с Пакистаном.
Как выяснилось, проецировать мощь могут не только государства и системные субъекты международных отношений. Террористические группировки наподобие «Исламского государства», «Джебхат ан-Нусры», «Хорасан», «Аль-Каиды на Аравийском полуострове» также способны к действию на отдалённых от них территориях и в опосредованном режиме. Участие Франции в ливийской, сирийской и иракской кампаниях под лозунгом борьбы с диктаторскими режимами привело к неожиданным для политиков Пятой республики последствиям. До вторжения группировки «Исламское государство» на север Ирака, в Париже и других евроатлантических столицах бытовало мнение, что выезжающие в горячие точки Ближнего Востока граждане Евросоюза в своём подавляющем большинстве воюют по политическим убеждениям, отстаивая право, например, сирийцев жить в демократическом государстве. И лишь единицы примкнули к джихадистам. На поверку всё оказалось намного сложнее и опаснее для властей крупных европейских демократий. Возбудителями спокойствия в рядах их многочисленных мусульманских общин стали боевики-исламисты, прошедшие в разное время школу «священной войны» в Сирии, Ираке, Йемене.
Такие граждане Франции с этническими арабскими корнями, как осуществившие теракт в редакции сатирического журнала Charlie Hebdo братья Саид и Шериф Куаши, фактически превратили Пятую республику из тыла борьбы с религиозным экстремизмом в одну из его передовых. Один из братьев Куаши в 2011 году прошёл тренировку в лагере йеменского филиала «Аль-Каиды». По самым оптимистичным подсчётам правоохранительных органов стран Евросоюза, только одна Франция на Ближнем Востоке представлена не менее тысячью своих граждан, воюющих в рядах джихадистских группировок. С подобными организациями могут быть связаны до 1,4 тысяч французов, после терактов в Париже заявил премьер-министр Франции Мануэль Вальс. Если к этому добавить данные по Великобритании, Германии, Испании, то перспектива надвигающейся на Старый Свет угрозы спроецированного с Ближнего Востока и опосредованного собственными гражданами экстремизма выглядит вовсе удручающей. Около 600 боевиков, побывавших в зонах конфликтов на Ближнем Востоке, вернулись в Европу. Такие данные привёл министр внутренних дел Испании Хорхе Фернандес Диас. Всего из Европы в Сирию и Ирак за последние годы отправились три тысячи человек, около 20% из них вернулись обратно, заявил глава МВД Испании в интервью местному телеканалу Telecinco. Сотни сейчас находятся в Европе и в любой момент могут действовать как в одиночку, так и в минимально структурированных группах, устроив столь же трагические акции, которые мы наблюдали в Париже, предупредил испанский министр.
Выступая в эфире телеканала TF1, премьер-министр Франции Мануэль Вальс признал наличие беспрецедентного террористического вызова. Что привело Францию к нынешней ситуации, когда президент и премьер-министр государства с ядерным потенциалом вынуждены признать нахождение Пятой республики под самой серьёзной угрозой после Второй мировой войны? Ответ на это вопрос многоформатен, он требует самого тщательного анализа внешних и внутренних факторов, способствовавших резкому всплеску терроризма. Помимо во многом избитых экспертных констатаций провала внутренней политики мультикультурализма, наличия во Франции и соседних ей странах так называемого «второго поколения» иммигрантов с Ближнего Востока и Северной Африки, воспринявших в штыки европейские ценности, явственно представлены и внешние промахи Парижа.
Франция перешагнула черту прагматичного вовлечения в конфликты на ближневосточном пространстве. Проще говоря, она «перегнула палку» участия в «горячих точках» Ближнего Востока, получив обратный эффект от поставленной ещё экс-президентом Николя Саркози задачи укрепить позиции в регионе своих стратегических интересов. Военные базы в эмиратском Абу-Даби, на северо-востоке Нигера (рядом с городом Мадама) на границе с Ливией и другая подобная военная «инсталляция» за рубежом не сделали французских граждан защищёнными в самом сердце крупнейшей западноевропейской державы. За несколько дней до теракта в парижской редакции журнала Charlie Hebdo, в Елисейском дворце и генштабе ВС Франции продолжали строить планы повышения активности собственной боевой авиации при нанесении ударов по позициям «Исламского государства» в Сирии и Ираке. Предполагались также планы вторжения французских коммандос на юг Ливии с базы Мадама в Нигере, где сейчас находится около 200 солдат и офицеров Пятой республики. Как можно понять, теперь все предыдущие проекты роста военного влияния страны за рубежом требуют серьёзного пересмотра.
На одну из причин ближневосточного провала Франции указывают её крайне правые политики. Хлёсткая на высказывания лидер французского Национального фронта Марин Ле Пен ещё в сентябре 2013 года, в разгар обсуждения темы военной интервенции Запада в Сирию, назвала собственную страну «шлюхой» (фр. — «catin») Саудовской Аравии и Катара на Ближнем Востоке. Тогда Марин Ле Пен обвинила правительства Франсуа Олланда и Николя Саркози во вмешательстве в дела Ливии и Сирии на стороне террористического исламского фундаментализма, назвав это «моральной, политической и исторической ошибкой наших руководителей».
О том, как и насколько Николя Саркози доверился партнёрам из Катара, когда в Париже в 2011 году принималось решение о свержении ливийского режима Муаммара Каддафи, ходили легенды. Уже в бытность нынешнего президента Франсуа Олланда не менее примечательные оценки выдвигались во французской и зарубежной прессе относительно попадания Парижа в самую тесную зависимость от Эр-Рияда. По сути, в последние годы у Франции на Ближнем Востоке не было самостоятельной политики. Проводниками французов в ближневосточных хитросплетениях стали саудовцы и катарцы, Любой свой серьёзный шаг в регионе, будь то усиление авиационного звена на базе в ОАЭ для бомбардировки целей в Сирии и Ираке, или направление спецназа в Ливию, французское правительство пропускало через условный аравийский «экран». Оружейная сделка Франции и Ливана на $3 млрд при посредничестве Саудовской Аравии и другие подобные признаки увязания Парижа в аравийских сетях на Ближнем Востоке способствовали самым нелицеприятным характеристикам внешнего курса европейской державы.
С убийством в феврале 2005 года премьер-министра Ливана Рафика Харири, Франция потеряла своего самого последовательного союзника в регионе, и за все последовавшие годы так и не обрела новых доверительных партнёров. Рассчитывать на Саудовскую Аравию и Катар, продолжающих спонсировать радикальные группировки в Сирии и Ираке, представляется для Франции худшим сценарием, отозвавшимся в центральных районах Парижа после 7 января. Проигрыш Франции от такого «содружества», замешанного на интересах военно-промышленного комплекса и энергокорпораций, в конечном итоге, кратно перекрыл любые приобретения от реализуемых оружейных и нефтегазовых контрактов.
Свою нишу в нынешнем ближневосточном раскладе Франция видела в нанесении авиаударов по позициям боевиков-исламистов в Ираке (на вспомогательных по отношению к ВВС США ролях), в участии в программе военной подготовки так называемой умеренной сирийской оппозиции и в продвижении оружейных контрактов в регионе. Режим Башара Асада в Сирии должен быть низложен, продолжала настаивать Франция. Для неё правительство в Дамаске являлось такой же мишенью в регионе проведения контртеррористической операции, как и «Исламское государство». Теперь всё выглядит далеко не в столь однозначном свете. Во всяком случае, не в тех «чёрно-белых» тонах, в которые французское внешнеполитическое руководство пыталось с 2011 года раскрасить сложную ближневосточную палитру сил и интересов. Из французской столицы после 7 января можно услышать, к сожалению, пока преимущественно на экспертном уровне и в заявлениях отдельных политиков, что иметь дело, пусть и с авторитарными, но предсказуемыми режимами, на порядок менее рискованно.
Начиная с 2012 года, активность властей Франции на приоритетных для неё внешних направлениях содержала серьёзную внутриполитическую мотивацию. Куда бы ни были посланы французские легионы и где бы ни были задействованы их средства боевого поражения, везде Парижем подразумевалась цель поднятия беспрецедентно низкого рейтинга президента страны Франсуа Олланда. По данным на конец 2014 года, он пользовался популярностью только у 12% граждан Франции. Успешные действия французской армии на Африканском континенте на непродолжительное время несколько повысили рейтинг главы государства до приемлемого уровня. Но, как оказалось, ненадолго. Последние данные о кредите доверия президенту со стороны французов пока не обновлены. Но уже сейчас, после терактов в Париже, можно с уверенностью предположить, что мнение граждан Пятой республики о своём правительстве поставит новые антирекорды.
Франсуа Олланд не снискал уважения большинства французов. Впрочем, это не привело к автоматическому перетеканию политического капитала социалистов к их основному оппоненту. «Союз за народное движение» (UMP) также находится в растерянности. Царящая в лагерях социалистов и «Саркози и компании» неопределённость ещё больше упрочила на третьем месте французской политической пирамиды местных националистов.
У французов есть отчётливый запрос на сильного политика. Если при этом он будет в меру националистичен, сумеет продвинуть эффективную экономическую программу, обеспечить гражданам безопасность у себя дома и образ действительно мощной на международной арене державы — этот политик станет новым Шарлем де Голлем. Политическая сила Франции, которая выработает баланс между умеренным национализмом, внутренней безопасностью и внешним вовлечением, а также поступательным ростом экономики, сделает серьёзную заявку на роль «коллективного де Голля».
Между тем, до появления во Франции сильного и уважаемого политического лидера, нынешнему руководству страны предстоит нелёгкий выбор. 7 января для французов стал подобием «11 сентября» для американцев. 13 лет назад на теракты Соединённые Штаты отреагировали военной операцией в Афганистане, с которой можно вести условный отсчёт радикализации Ближнего Востока. Однако, по всей видимости, французы пойдут по иному пути, подсказанному опытом соседней Испании. Свой террористический шок Мадрид испытал в марте 2004 года. По его итогам действовавшее тогда правительство Хосе Марии Аснара решило отозвать свои войска из Ирака, после чего у испанцев надолго пропало любое желание к активной политике за пределами Старого Света. Нечто схожее может ожидать и Францию, которая в своём нынешнем состоянии едва способна справляться с внутренними угрозами и одновременно держать высокую ноту во внешних делах.
Михаил Агаджанян — шеф-редактор Ближневосточной редакции EAD