Факторы выживаемости «Исламского государства»

Прошло больше года, как группировка «Исламское государство»*, после её вторжения на север Ирака и захвата второго по величине города страны Мосул, попала под авиаудары США и их партнёров по так называемой «антиджихадистской» коалиции. С августа 2014 года по позициям боевиков ИГ* в Ираке и Сирии нанесено более 5700 ракетно-бомбовых ударов. По подсчётам Пентагона на конец июля текущего года, уничтожено 98 танков, 325 бронемашин, 472 блокпостов, 1859 огневых позиций, 154 объектов нефтепромысла группировки. Потери в живой силе у боевиков-исламистов исчисляются тысячами. Но ни в материально-техническом, ни в людском отношении «Исламскому государству»* неприемлемый ущерб не нанесён.

ИГ* продолжает исправно пополнять свои оружейные арсеналы захватом трофейной техники и приобретениями на «чёрном рынке». Ещё более обескураживающей для противников ИГ* в Ираке и Сирии стала способность организации Абу Бакра аль-Багдади восполнять безвозвратные потери в личном составе. По признанию представителей Пентагона и Объединённого комитета начальников штабов ВС США, численность группировки остаётся в пределах 25 тысяч штыков. И это с учётом того, что за год боевых действий в регионе ИГ* лишилась около 10 тысяч бойцов. Получается, мобилизационные ресурсы джихадистов действуют в режиме хорошо отлаженного механизма, привлекая новые силы извне и ставя под свои чёрные знамёна население захваченных территорий. Видные вашингтонские аналитики оценивают рапорты армейских чинов США о потерях ИГ* в технике и живой силе с большим скепсисом, называя их «статистическим шумом» (1).

Терроризирующая весь Ближний Восток группировка остаётся дееспособной, сохраняет потенциал проведения не только эффективных оборонительных, но и наступательных действий. Одним словом «халифат» доказал свою живучесть за прошедший год и всё больше претендует на то, чтобы к нему относились не как к экстремистской организации, но государству со всеми его современными атрибутами.

В чём же залог успеха ИГ*, когда с ним борется чуть ли не полмира, но «джихадистская корпорация» демонстрирует чудеса выживаемости? Вопрос считаем целесообразным разделить на два основных блока — политико-идеологический и военный. Хотя, следует признать, феномен ИГ* многоаспектен, включая в себя, например социальные и экономические факторы становления и существования «халифата».

Оценивая привлекательность идеологии ИГ*, аналитики зачастую приходят к обобщающему выводу: на сегодня это, пожалуй, единственная «работающая» идеология, в которой религия, вера не отделена от образа жизни в принципе. Также указывается на идеологическую гибкость ИГ*. В мусульманском мире накоплена многовековая традиция толкования Корана, и при необходимости фундаменталисты найдут в каноне, по крайней мере, одну точку зрения, обосновывающую создание своего отдельного государства. В порядке временной меры, предшествующей построению всемирного «халифата», подчёркивают эксперты.

Исламисты добились несравненно больших успехов в решении такой задачи, как формирование общей идентичности в своих рядах, если сравнивать с деятельностью государственных субъектов на просторах Большого Ближнего Востока. Пока политические режимы региона безуспешно пытаются придти к созданию общегражданских идентичностей, преодолеть множество этнических, конфессиональных, социальных линий разделения своих граждан, ИГ* превратилась в монолитную организацию. «Халифат» пока далёк от идеальной концентрации своих внутренних сил, он не избежал дробления внутри себя по интересам и предпочтениям отдельных групп. Но на пути скрепления собственной идентичности ИГ* преуспело, если сопоставлять с его противниками в ближневосточном регионе. При этом, ни о какой монолитности государственных институтов в Ираке и Сирии, где ИГ* чувствует себя особенно вольготно и откуда группировка избрала отправную точку в создании всемирного «халифата», не может быть и речи. Власть в Багдаде раздроблена на несколько враждующих между собой, открыто или, чаще всего, в скрытом режиме, политических объединений. Правление же Дамаска, по сути, сведено к решению основной задачи — предотвращение геноцида алавитского и христианского меньшинств страны. Сирии в границах прежней САР уже не будет. Эта драматическая перспектива не столь очевидна для Ирака, впрочем, и он стоит на грани фрагментации на несколько «суверенных кусков». В ситуации фактической необратимости центробежных тенденций в Ираке и Сирии общегражданская идентичность и консолидация институтов власти этих стран стали бессодержательными понятиями. Всё это на руку ИГ*, которое пользуется этими проблемами.

Картина мира по доктрине ИГ* крайне упрощена, окрашена в «чёрно-белые» тона. Это резко контрастирует с палитрой интересов ближневосточных и внерегиональных сил, поставивших группировку вне закона. Говорят, «халифат» придал политике США на Ближнем Востоке больший простор для маневра, игры на секторальных и других противоречиях между крупнейшими силами региона. При этом как-то упускается из виду, что у самого «Исламского государства»* есть не меньший простор для геополитического маневра. США балансируют между шиитами и суннитами, между Тегераном, с одной стороны, и Эр-Риядом — с другой. Большой вопрос, что для тех же саудовцев предпочтительнее — укрепление иранского влияния в Багдаде или сохранение ИГ* в дееспособном состоянии?

Если обратить взоры на Турцию, то контраст интересов, а значит и пространство для игры джихадистов на противоречиях внешних сил не менее комфортны. Турция до последнего времени под различными предлогами уклонялась от участия в коалиции, параллельно демонстрируя своё желание наладить контакты с верхушкой и полевыми командирами ИГ*. Анкара ставит главным приоритетом недопущение образования на своих южных рубежах пояса курдских претензий на государственность. ИГ* было и во многом остаётся для турецких властей естественным партнёром в деле раскалывания курдов региона на несколько фрагментов. Турецкое правительство с огромным рвением принялось бомбить позиции бойцов Рабочей партии Курдистана в Ираке, хотя на словах объявило войну ИГ* после крупного теракта 20 июля в городе Суруч на границе с Сирией. Есть версия, что турецкая сторона, к примеру, не заинтересована в успехе США в их борьбе с ИГ* в Сирии. В Анкаре даже с определённым облегчением восприняли вести из Сирии о том, что обученные американскими инструкторами на турецких базах сирийские бойцы-оппозиционеры в первых же боях показали свою абсолютную профнепригодность. Выпускники американских курсов готовились, прежде всего, для борьбы с ИГ*, а не с ненавистным Анкаре режимом Башара Асада. Турция потратила много сил, дабы склонить США к иной расстановке приоритетов в Сирии — сперва борьба с правительственными войсками Асада и только потом «разбор полётов» в отношении пёстрого «экстремистского интернационала» в Сирии. Как не трудно убедиться, подобный подход Анкары отвечает интересам «халифата», с удовольствием наблюдающего, как турецкие F-16 утюжат одну из главных наземных сил (курдов), противостоящих ему.

Успех ИГ* следует искать и в высокой, «технологически» отлаженной работе этой новой ближневосточной корпорации с претензиями на региональное господство. В публичном кадре боевики-исламисты, рядовые солдаты этой военизированной организации, занимаются всякими бесчеловечными мерзостями. Но исключительно террором государство не выстроишь, если даже один из главных государственных атрибутов в виде обладания монополией на насилие безраздельно находится в руках руководящих органов «халифата». Нужны свои администраторы, функционеры, в целом — чиновничий аппарат, который, как можно понять, у ИГ* последовательно формируется. На службе «халифата» состоят военные и гражданские специалисты, которые имеют богатый опыт государственной службы со времён саддамовского Ирака. Их объединяет не только ненависть к местным политикам и их внешним покровителям, приведшим Саддама Хусейна на виселицу и низведших Ирак до положения несостоявшегося государства. Эти люди пришли не только мстить, но и доказывать право на жизнь иной идеологии, абсолютно отличной от установок западного мира. Безусловно — это тоталитарная система взглядов, с исламским фундаментализмом во всём, при том ещё и с сильными геноцидальными «срывами» в отношении неугодных. Но это их мировоззрение, и они готовы за него умереть. За что готовы умирать противники ИГ* в Ираке и Сирии кроме недопущения физического уничтожения своих близких и разрушения своих святынь? Пожалуй, только за это…

У части политиков и экспертов арабского мира и Ближнего Востока в целом есть стойкое мнение, что ИГ* — это внешний проект, управляемая извне организация. Данная версия особенно характерна для шиитской части региона, впрочем, не только. Например, среди суннитских политиков Ирака также растут настроения по поводу того, что ИГ* получает приказы от внешних центров. Причём, вовсе не обязательно с ближневосточной пропиской. И всё же, по прошествии года с лишним после джихадистской оккупации в Ираке и Сирии огромных территорий площадью с современную Великобританию, приходится признать: ИГ* существует, прежде всего, за счёт внутренних ресурсов, хотя внешняя подпитка играет важнейшую роль. Группировка наладила технологию поточного восстановления и пополнения своего личного состава, чего нельзя было бы добиться без привлечения внешних ресурсов. Однако без внутреннего идеологического стержня, военного костяка в лице отверженных саддамовских генералов и полковников, обиженных американцами иракцев «Исламское государство»* не стало бы тем, чем оно является ныне. Другой вопрос, что проект, возможно, и не был изначально порождён в американских и аравийских «лабораториях», но на определённом этапе подхвачен внешними силами, пытающимися использовать ИГ* в качестве инструмента решения собственных задач на Ближнем Востоке.

Вспоминаются слова лидеров ИГ*, обращённые к главе «Аль-Каиды» Айману аз-Завахири: «Вы — рядовая организация, мы — государство, и поэтому вы должны присягнуть нам на верность». Подъём ИГ* стал шоком для некогда всемогущей «Аль-Каиды», диктовавшей повестку в «джихадистской корпорации» на Ближнем Востоке и далеко за его пределами. Он стал шоком и для возможных внешних «проектантов» ИГ*, которые ставили целью создание противовеса «Аль-Каиде»* на пространстве Большого Ближнего Востока.

Обращаясь к вопросу сугубо военного успеха ИГ*, аналитики указывают на доведённое его боевиками до совершенства искусство быстро переходить от партизанской тактики к открытым фронтальным наступлениям и обратно, в зависимости от обстановки. Только такая военная тактика, сильно напоминающая идеологическую гибкость группировки, позволяет ей справляться с огромным количественным и ещё большим техническим перевесом врагов. В Ираке, где «халифату» оказывается наиболее ожесточённое сопротивление, соотношение живой силы на отдельных театрах военных операций доходит до 1 к 100 и более в пользу антиджихадистских сил. Действуя малыми силами против системного противника, регулярных или полурегулярных подразделений в Ираке, боевики делают ставку на устрашение, деморализацию врага. Практически неизменной моделью поведения боевиков в ходе операций, против которой американские и другие западные военспецы пока не могут найти эффективных методов борьбы, является следующая череда действий. В начале таран смертниками армейских блок-постов. За этим следует появление высокомобильных групп, в составе которых имеются операторы противотанковых ракетных комплексов. После же вывода нескольких единиц бронетехники противника из строя в дело вступает пехота джихадистов.

Противодействие подобной тактике ИГ* с помощью авиаударов малоэффективно. Вся «партия» решается в течение нескольких минут, а истребители-бомбардировщики коалиционистов зачастую появляются в районе очередной вылазки боевиков с большим опозданием. Выходом могут стать упреждающие удары на земле при поддержке авиации и отлаженной работе армейской разведки. Между тем, учитывая, что хорошо подготовленных наземных боевых частей у коалиционистов в Ираке и, тем более, в Сирии нет, американцам приходится отрабатывать в обратном режиме. А именно, делать ставку на воздушные рейды и только по остаточному принципу уповать на стойкое сопротивление местных сил, действующих на суше.

Нельзя сказать, что аналитики Пентагона сидят без дела. Сколько длится военная фаза противостояния США и «халифата», примерно столько же лучшие умы из числа военных экспертов Запада бьются над разгадкой тактического «ребуса» джихадистов. Впрочем, изыскания в этой сфере ещё далеки от предложения специалистами эффективных прикладных мер борьбы, они большей степенью носят теоретический характер. Так сообщалось, что учёные из США создали компьютерную модель стратегии «Исламского государства»*. Анализ дал понять, что стратегии ИГ* во многом предсказуемы. Американские исследователи, в частности, выявили связь между авиаударами коалиции и использованием джихадистами дорожных мин, а также наметили правила, по которым можно вычислить военную тактику боевиков. Алгоритмическая система проанализировала 2200 зафиксированных случаев активности ИГ* в период второй половины 2014 года. Выяснилось, что когда против ИГ* осуществляется большое количество авиаударов, боевики группировки отклоняются от масштабных сухопутных тактик и переходят к использованию самодельных взрывных устройств. Эксперты также обнаружили, что перед масштабными наземными операциями ИГ* учащаются нападения с использованием заложенных в автомобилях бомб. Изначально исследователей ставило в тупик наблюдение, согласно которому после воздушных рейдов в Сирии резко увеличивалось количество захватов пленников, совершаемых ИГ*. Сейчас же эксперты пришли к выводу, что таким образом джихадисты пытаются устранить сирийских разведчиков, которые могут играть роль в наведении авиаударов.

Главной аналитической констатацией теоретиков США стало следующее: тактики ИГ* сильно отличаются от методов борьбы других экстремистских сил на Ближнем Востоке. Группировка более сложная и динамичная, и именно поэтому природа её стратегии была не всегда очевидна без проведения расчётов. ИГ* использует предсказуемую оперативную стратегию, а не произвольную или новую в случае каждого нападения. Впрочем, замечают эксперты, тактика джихадистов может внезапно измениться, особенно если они заметят, что противостоящие им силы действуют сообразно некой модели ответного реагирования.

Итак, ИГ* оказалось «крепким орешком» на формируемой в наши дни новой политической карте Ближнего Востока. В регионе появился новый субъект с реальными претензиями на «государственность» и растущими амбициями, распространяющимися на Северную Африку, Нигерию, Афганистан… Возможно, ИГ* на отдельном этапе рассматривался целым рядом игроков на Ближнем Востоке в качестве противовеса «Аль-Каиде»*. Но, как это чаще всего и бывает, проект вышел из-под контроля его авторов, стал жить собственной жизнью.

Обуздать джихадистский феномен пока не удаётся. «Халифат» продолжает двигаться на пути от террористической организации к деспотичному квазигосударственному образованию. У ИГ* есть своя идеология, пропаганда «священной войны», максимально доступная для широких масс. Есть свой внутренний стержень при всех сетевых принципах построения себя изнутри. В достатке внешняя подпитка боевиками, оружием и финансами. Геополитическая мозаичность Ближнего Востока также в пользу группировки. Нащупать изъяны в этом сплошном ряде плюсов для ИГ* цивилизованному миру всё же придётся. Иного выбора нет, иначе метастазы джихадистской опухоли ближневосточного региона перекинутся далеко за пределы Северной Африки на западе и Афганистана на востоке.

(1) Anthony H. Cordesman, The Uncertain US «Game Changers» in the ISIS, Iraq, and Syria War // Center for Strategic and International Studies (CSIS), July 28, 2015.

Аналитическая редакция EADaily

*Террористическая организация, запрещена на территории РФ